Враг невидим, Стр. 160

Веттели тогда ничего записывать не стал, из принципа. Даже касаться не хотелось этой гадости. А Токслей наоборот, очень старательно записал…

Да, записал. И на практике применять, как видно, научился.

Стараниями мисс Брэннстоун, простое человеческое колдовство на территории школы было невозможно, но некромантия – это совершенно другая отрасль магического знания. Агате, должно быть, и в голову не пришло, что Токслей способен воспользоваться заклятьем из арсенала чёрных колдунов. А он воспользовался, да. Вот только где он достал sanguis patricidium?Неужели…

– Ну, что ты на меня смотришь, капитан? – казалось, Токслей прочитал вопрос в его глазах. – Небось, гадаешь, где я раздобыл кровь? Да уж не в оккультной лавке купил! Беда в том, что мой дорогой папаша оказался таким же догадливым как ты. Прочитал в газете о «Гринторпских убийствах», сделал свои выводы, и заявился ко мне в поместье. Так что со вчерашнего дня в моём распоряжении неограниченный запас этой… как её? Са… Сан…Опять забыл. Со школьных лет терпеть не могу латынь!

Вот тут Веттели впервые стало по-настоящему страшно. Не за себя, нет. За этот несчастный мир, в котором творится такая безумная жуть. Вся школа знала, с какой любовью относился Фердинанд Токслей к своему отцу: чуть не половину всей гринторпской корреспонденции сос та вляла их переписка… «Да он не просто психопат, он форменный безумец! Самый настоящий маньяк! А я ещё хотел выдать за него Эмили! Кошмар!.. Гвиневра! Ау! Давай сюда полицию! И санитаров надо, со смирительной рубашкой! Гвиневра, ты слышишь меня?»

Фея не отвечала.

Ну, конечно! Он же сам отослал её на кухню, наверное, ей не слышно. Хотя, странно. Раньше он помимо воли безмолвно орал на весь Гринторп, а тут расстояние всего-то три этажа по прямой. Неужели, некромантское заклятие полностью лишило его речи, и обычной, и безмолвной тоже? Вот незадача! Значит, полиция явится только тогда, когда он будет окончательно и бесповоротно мёртв. Недолго осталось ждать, пожалуй…

Превозмогая боль, Токслей подполз к своей обездвиженной жертве, навис над ней. Вынул риттер из безвольной руки, приставил к середине лба.

– Ну вот и всё! – из его рта пахло жареным беконом. – Игра окончена! Прощайте майор Анстетт! – это прозвучало пафосно, как в дрянном спектакле.

И сразу грянул выстрел.

Фонтан горячих и солёных брызг ударил Веттели в лицо, тяжёлое тело навалилось сверху, конвульсивно дёрнулось три раза и замерло.

Отставной лейтенант стрелковой роты 27 Королевского полка Фердинанд Токслей был мёртв. Чётко посередине его лба чернела дыра от выстрела в упор.

«Мистика!» – восхищённо подумал Веттели, и на секунду потерял сознание…

Положение его было ужасным.

Лежать было неудобно до невозможности. Что-то жёсткое впивалось в бок – похоже, осколок кирпича. Тяжёлое тело давило сверху и мешало дышать. Но это ещё полбеды. Хуже всего, что прямо на лицо капала чужая кровь, затекала в глаза и рот, и не было никакой возможности даже отплеваться. Вот шайтан, так и захлебнуться недолго!

– Гвиневра! – безмолвно взвыл он в полном отчаянии, – Ну, где тебя носит?!

И вдруг – как лучик солнца в пелене туч, как первый цветок из-под снега:

– Тут я, уже лечу! Не волнуйся, милый, сейчас мы тебя спасём!

Веттели ждал полицейских, но рядом из пустоты возникли лишь двое: Гвиневра и мисс Фессенден. Видеть он их не мог, в глазах стояла чужая кровь – определил по голосам.

«Эмили! А я в таком виде!»

«Подумаешь! Вид как вид! Когда при короле Георге старый мельник из Ицена угодил в жернова, он выглядел в сто раз хуже, уж поверь!»

Всё-таки Эмили была на редкость уравновешенной девушкой, этого у неё не отнять. Никаких истерик, никаких страданий-причитаний. Тяжёлое мёртвое тело мгновенно стащила за шиворот и отвалила в сторону, живое бегло осмотрела – не разберёшь, где чья кровь… Кое-как протёрла ему глаза и рот, на большее носового платка не хватило. Шарфом перетянула поцарапанное плечо Потом выпрямилась, и осведомилась у феи сердито, едва ли не обвиняюще:

– Что с ним такое, скажи на милость? Почему он как бревно?

Конечно, Веттели предпочёл бы услышать более романтическую характеристику своего бедственного положения, тем более, что как раз на бревно он и не походил, скорее уж на мешок с отрубями или связку варёных колбасок. Но Эмили в тот момент было не до сантиментов и ху дожественных сравнений, всё-таки она была порядком напугана.