61  

– Все, что хотите, Мариночка Игнатьевна! Все, что хотите, сделаю!

– Поклянись.

– Христом Богом клянусь! – Грушенька обмахнулась широким крестом. – Да провалиться мне на этом месте! – И спохватилась наконец: – А что сделать-то надо?

– Я хочу, чтобы ты сейчас пошла со мной в «Чашку чая» и передала Мартину записку, – сказала Марина. И, увидев, как потемнели испуганно глаза Грушеньки, как откинулась назад ее голова, как задрожали губы, словно готовясь взять назад свою глупую клятву, как стиснулись испуганно руки, угрожающе нахмурилась: – А не то отец твой узнает все о твоих танцах с ним, о том, что он тебе в любви признавался, а ты к нему на свидания бегала.

– Я?! – нелепо раскрыла рот Грушенька. – Но это неправда!

– А ты докажи! – злорадно усмехнулась Марина и, закрепляя свою власть над Грушенькой, добавила: – То, что ты с ним танцевала неприличный танец в обнимку, кто угодно подтвердит. А поверив в это, отец твой и во все остальное поверит… особенно если я скажу, что вы с австрийцем у меня встречались. И тогда тебе несдобровать!

По боли, отразившейся в Грушенькиных глазах, Марина поняла, что сделала верный ход: Васильев и впрямь поверит дурным слухам о дочери. Ну что ж, сама виновата! Береги, как говорится, честь смолоду!

* * *

Завидев издали вагон конки, стоявший около первой почтово-телеграфной конторы, Шурка пустился бегом, однако старался, вышло, зря: вагон долго еще не трогался. Мальчишка, изображавший из себя вагоновожатого, уныло ковырял в носу.

– Когда отправление? – спросил Шурка.

– Встречный с рельсов сошел, – буркнул мальчишка. – Как поднимут, так и поедем. Надо быть, скоро.

Вагон стоял, такое впечатление, давно – все места заняты. В основном это были чиновники, женщины, молодые поручики и седой генерал.

Шурка поднялся на империал. [4] Там еще нашлось два или три свободных места, однако наверху немилосердно дуло, и Шурка вновь спустился в вагон.

Он притулился на задней площадке и вынул из кармана «Энский листок». Ничего особенного в этом не было: еще двое или трое пассажиров держали в руках газеты. Но они-то читали просто газету , а Шурка наслаждался свежим матерьяльчиком Пера!

Назывался он «Кровавые забавы» и был написан после посещения репортером Русановым петушиных боев в тайном притоне в Гордеевке. Все забавы такого рода были с войной запрещены, однако Шурка немыслимым образом о притоне прознал, еще более немыслимым путем нашел туда доступ – и вот, пожалуйста, дал на полосу матерьяльчик столь острый, что сам господин Смольников телефонировал Тараканову, восхищался пронырливостью его репортера и сетовал, что агенты сыскного отдела о данном пристанище азартных игр знать не знали. И даже вездесущий Охтин принужден был досадливо крякнуть и признать, что недоглядел, прошляпил, проштрафился, в то время как господин Перо оказался на высоте. И не в первый уже раз!

Услышав от редактора о его звонке, Шурка, против ожидания, ничуть не обрадовался и не возгордился, а подумал, что теперь его отношения с Охтиным, пожалуй, станут еще прохладней. Кому из опытных агентов сыскного будет приятно, коли их обскачет на вороных какой-то репортеришка! Да и не обскакивать Охтина хотел Шурка, а наоборот – работать с ним вместе… Вот уже полгода Русанов-младший вовсю работал в «Энском листке», печатался чуть не в каждом номере, однако работой своей был не слишком-то доволен. Острая заметка «Кровавые забавы» была исключением из унылого правила – Шурка большей частью исправно писал о плохой работе городского трамвая, о дурном качестве энской телефонии, о спекулянтах, которые припрятали сахар и не продают его, о безобразном качестве очистки энских улиц, о тягостной нехватке мяса. А мечтал он вести колонку «Уголовной хроники». Агент Охтин, на знакомство с которым Шурка возлагал такие надежды, чудится, совсем забыл, как они вместе – да-да, вместе! – пытались разгадать причину убийства репортера Кандыбина и, главное, загадки объявлений беженцев. Охтин забрал с собой странные листки с переписанными объявлениями – и словно в воду канул. Все попытки Шурки подобраться к сыскному отделу, свести дружбу или хотя бы шапочное знакомство с его агентами и получать регулярный матерьяльчик для «Уголовной хроники» оказывались напрасными, ибо Охтин ни на дружбу, ни даже на контакты служебные нипочем не шел. А теперь, после «Кровавых забав», небось еще больше разобидится…


  61  
×
×