Горе господина Гро

– Не дело, – флегматично повторил я.

– Ну вот. А когда вы сердитесь на Хумху, вы наглядно демонстрируете ему, что колдовство не сработало, – Джуффин обезоруживающе улыбнулся. – И знаете что? Мне, конечно, не нравится, что вы не в форме. Я предпочитаю видеть вас совсем в другом настроении. Но хорошо, что вы не сдаетесь. С этой точки зрения я даже рад, что к вам заявился призрак отца. Для того чтобы не сдаваться, нужен противник, заочно или задним числом такие вещи не делают. Только лицом к лицу. Так что все к лучшему.

Я, признаться, был изрядно удивлен. С такой точки зрения я на эту проблему не смотрел.

– Не сдаваться изо дня в день очень утомительно, – сказал я наконец. – И, прямо скажем, в моем случае бесперспективно. Единственный выход – рассердиться как следует, одолжить у Шурфа Перчатки Смерти и собственноручно его испепелить. В смысле, не Шурфа, а Хумху, то есть его призрак… Но я пока не готов. Ради интересов дела – еще куда ни шло. Но уж никак не ради собственного удовольствия.

– Да ну вас. Кто же убивает ради собственного удовольствия? – изумился Джуффин. – Только совсем уж конченые безумцы. А это не ваша стезя. Новый Лойсо Пондохва из вас в любом случае не выйдет, и хвала Магистрам. Ну и вообще, постараемся обойтись без крови, вернее, без пепла. Положитесь на меня.

– Вы и сами знаете, что я не люблю полагаться на кого бы то ни было, кроме самого себя, – вздохнул я.

– Знаю. Именно поэтому и хочу вам помочь. В смысле, не ради удовольствия лишний раз вам досадить, просто возиться с людьми, которые всегда рады принять чужую помощь, – занятие, по большому счету, бессмысленное. Все равно что делать вклад в изамонский банк, владелец которого почти не пытается скрывать, что сядет на корабль и сбежит, как только наберет достаточно денег на несколько дюжин новых меховых шапок.

Я невольно улыбнулся, вспомнив, как недавно помогал коллегам из полиции заранее разузнать дату отъезда очередного такого жулика. Самое поразительное, что после трех громких скандалов с беглыми изамонскими “банкирами” желающие ссудить свои деньги неведомо кому, под проценты, выходящие за рамки здравого смысла, все равно находились.

– Так и знал, что вы меня обманываете, – сердито сказал призрак моего отца, влетая в распахнутое окно. – Говорили, дескать, дела, работа, убийцы, оставили меня скучать с несмышленой девчонкой, а сами сидите тут сложа руки и языки чешете.

– Сидим, чешем, – миролюбиво согласился Джуффин. – Приглядываем за детишками. Видите, сколько их тут у нас?

– Вижу, – с отвращением сказал Хумха. – Дети вообще довольно неприятные существа, но эти ваши – нечто из ряда вон выходящее. На их фоне мне даже собственный сын начинает казаться на редкость удачным ребенком.

– А разве ты не заметил, что это не дети, в смысле, вообще не люди? – спросил я. – Теоретически, ты такие вещи сразу должен подмечать.

– Я их не разглядывал, – высокомерно ответствовал призрак. – Какое мне до них дело?

– Это зрелище стоит того, чтобы уделить ему несколько минут вашего драгоценного времени, – льстиво сказал Джуффин. – Такого мир еще не видывал.

– Правда? – с брезгливым любопытством переспросил Хумха. И тут же как миленький уставился в окно, а потом и вовсе выпорхнул на улицу.

Все-таки Джуффин вертит им как хочет, подумал я. Поразительно.

Призрак отсутствовал довольно долго. Наконец вернулся, изрядно озадаченный.

– Что это вообще такое? Откуда они взялись? Зачем все это? – сердито спросил он.

Можно подумать, мы с Джуффином самолично изготовили этих детишек ради удовольствия разыграть всеведущего Магистра Хумху Йоха.

– Удивительные существа, правда? – с энтузиазмом подхватил Джуффин. – Так, можете вообразить, выглядит горе – если изгнать его из страдающего сердца и отправить резвиться на воле.

– Выражайтесь яснее, – потребовал Хумха. – Горе, вы сказали? То есть каждый отвратительный ребенок – чье-то горе, насильственно извлеченное из несчастного?

Джуффин кивнул.

– Тогда вы ошибаетесь, полагая, что такого мир еще не видывал. Это не первый случай. Я сам не был тому свидетелем, но доподлинно знаю, что мой дед, Шутта Йох, собственноручно изгнал из себя горе и утопил его в Хуроне. После смерти молодой жены он остался с двумя сыновьями на руках и так страдал, что не мог заниматься воспитанием мальчиков. Наконец он решил, что так не годится, взял себя в руки и успешно избавился от горя.