Контрольная молитва

Вообще же ее отношения с Ольгой и отцом Василием как-то неожиданно быстро стали напоминать семейные, и, надо сказать, Вера у них многому научилась, хотя поначалу была просто потрясена скудостью их стола.

– И чего ты, Оля, с этим возишься? – не могла понять она очередного кулинарного подвига попадьи. – Купила бы в магазине. И проще, и стоит какие-то рубли.

– Ну да! – не соглашалась Ольга. – Здесь рубль, там рубль, а в конце месяца целых две сотни лишних наберется!

Отец Василий супругу поддерживал. Они вовсе не были бедными, но ненужную расточительность священник считал грехом сродни гордыне.

Огромный синяк уже сошел с Вериного лица, и шашлычник Анзор, поначалу совершенно не желавший принимать на работу незнакомую женщину с таким лейблом на фэйсе, смягчился и даже, как поделилась однажды Вера, начал проявлять к ней какие-то знаки внимания.

– Вы уж, батюшка, не говорите ему о моем прежнем занятии, – попросила она. – Он же кавказец, а они все с прибабахами – мигом с работы выгонит.

– Успокойтесь, Вера, обсуждать прихожан не в моих правилах, – почти официально заверил ее священник.

Признаться, он ждал большего. Он понимал, что это придет к ней не сразу, и все равно ждал момента, когда она станет настолько сильной, чтобы не бояться никакой правды о своей жизни. Но для этого у нее было еще слишком мало веры.

* * *

В тот день на исповедь к отцу Василию пришли двое: девушка, принявшая крещение буквально неделю назад, и мужчина лет тридцати с изрядно помятым лицом и тяжелым, недобрым взглядом. С девочкой все было просто. Отец Василий около получаса выслушивал ее детские наивные грехи и с легким сердцем отпустил все. Пожалуй, с формальной точки зрения ее попытку завоевать сердце любимого мужчины постелью можно было назвать блудом. Но отец Василий прекрасно видел, что все это – лишь проявления страха и неуверенности в себе, – не было там блуда, и вера вполне могла это исцелить. Но когда исповедь девушки завершилась и к отцу Василию подошел мужчина, священник сразу понял – «игрушки» кончились.

Этого прихожанина он прежде в храме не видел. По возрасту он был близок к отцу Василию, но священник прекрасно помнил всех своих усть-кудеярских ровесников, и мужчина не был одним из них. Он вообще явно был не местным.

– Грешен, батюшка, – хрипло сказал мужчина.

– Говори, сын мой, – разрешил священник.

Прихожанин сглотнул слюну и начал.

– Сатанинское зелье я перевожу, в этом грех, – он поднял глаза, как бы для того, чтобы убедиться, что его слушают. – Наркотики… Вот уже три партии для Парфена переправил.

Отец Василий, стараясь выглядеть спокойным, кивнул, но лоб его моментально покрылся мелкими капельками пота.

– Это героин, – продолжил мужчина. – Афганский… но я сопровождаю груз только до Усть-Кудеяра. Дальше – не моя забота.

Исповедь не требовала таких деталей, но отец Василий не мог даже слова промолвить.

– Вот и сейчас я привез партию, но где его сгрузили, не знаю, об этом Парфен никому не говорит, – мужчина перевел дух, все-таки исповедь давалась ему нелегко. – Скоро его перегрузят на «Мерседесы» и вместе с фруктами повезут дальше – в Тольятти, Самару… в общем, я всего не знаю. Я ведь простой охранник.

– Раскаиваешься ли ты в грехе своем? – через силу выдавил отец Василий.

– Раскаиваюсь, – холодно сказал мужчина. – Чего бы я сюда пришел, если бы не раскаивался. Не хочу, чтобы этим дерьмом народ травили.

Священник смутился. Это была очень необычная исповедь. А точнее, пока это вообще не было исповедью. Мужчина определенно ни в чем не раскаивался.

– Очень важно, – продолжал отец Василий, – чтобы вы осознали свой грех и совершенно искренне раскаялись перед Отцом Небесным.

– Я въехал, – кивнул прихожанин. – И хочу, чтобы ты, батюшка, тоже въехал: Усть-Кудеяр делают перевалочной базой для афганского героина.

– Важно не то, буду ли я это знать, – преодолевая душевное смятение, пояснил отец Василий. – Не для меня вы это делаете, а для себя. Поймите, важно, чтобы вы сами осознали порочность этого пути и сошли с него, чтобы искренне уверовали в личное спасение.

– Я просек, – кивнул мужчина. – Я раскаиваюсь.

Это было очень странное раскаяние – без единой слезы, без дрожания губ или рук и вообще без эмоций.

– Очень важно, – вытер ладонью лоб священник, – чтобы вы поняли, что только от искренности вашего покаяния зависит ваша дальнейшая судьба!