Draco Veritas

— Дело не в ожидании, — возразила Гермиона, внезапно почувствовав прилив беспричинного гнева, и сердито сверкнула глазами на Драко. — Просто ты опять хочешь всем доказать, что ты всё ещё Малфой.

— Именно так. Я всё ещё Малфой.

— Ты не должен пытаться быть тем, кем не хочешь.

— Отринь ты своего отца, и имя позабудь, — с лёгкой издёвкой произнёс Драко. — И ради чего? Только не надо пытаться превратить меня в того, кем я не являюсь, Грейнджер. Я Малфой. И горжусь этим. Горжусь своей кровью.

— Кровью, полной яда.

— Зато чистой.

Она не была уверена, что он хотел съязвить, судя по всему, нет. Ведь для него это представлялось совершенно естественным: лучше умереть чистокровным волшебником, чем жить магглом. Но слова эти высекли в ней искру странной горечи, какой-то извращённой ненависти к тому, кого она так любила.

— Ты не прекратишь это, да? Даже ради того, чтобы прожить чуть дольше?

— Нет, — глядя в сторону и сунув руки в карманы, ответил он. От него так и веяло напряжением.

— Даже ради того, чтобы Гарри любил тебя так, как тебе хотелось? — спросила она.

Его плечи окаменели, он развернулся к Гермионе.

— А ты думаешь, он меня не любит?

— Нет, я так не думаю. А как думаешь ты?

Пламя в камине стало багровым, сигнализируя, что они должны быть наготове.

— За что ты на меня так рассердилась? — озадаченно поинтересовался он, словно не в силах до конца понять её слова. — Что я такого сделал?

Напомнил мне, кто ты, — подумала она, но промолчала, чувствуя, что и без того сделала что-то ужасное. Не глядя на Драко, она подошла к камину, присела на корточки, вытащила палочку, поднесла её к пламени и шепнула:

— Auditori.

Раздался далёкий треск, напомнивший Гермионе помехи на телефонной линии. Она оглянулась на стоящего позади неё Драко.

— Что-то случилось.

Он помолчал

Снова что-то затрещало, и знакомый голос произнёс какие-то непонятные слова.

Гермиона напряглась и попробовала вспомнить обрывки болгарского, которого нахваталась на четвёртом курсе.

— Виктор, это Гермиона. Гермиона Грейнджер. Чуваш ли меня?

— Кто е… — и через миг в языках пламени появился Виктор. Волосы всклокочены, а лицо измазано чем-то, подозрительно напоминающим мыло. — Гермивонна, — нахмурившись, произнёс Крум. — Всё в порядке? Что-то произошло?

— Мы ищем Гарри, Виктор. Нам очень, очень важно отыскать его. Я знаю, он был на днях в Каминном узле, вы могли встретиться… Ты не захватил его с собой?

Виктор с недоумением посмотрел на неё.

— Не понимаю, о чём ты. Я не видел Гарри с лета. Боюсь, не смогу помочь вам, Гермиона.

* * *

Рон, который провёл несколько ночей в одежде и на мраморном полу, засыпанном осколками шахмат, с удовлетворением отметил, что та часть замка, куда вела его Рисенн, выглядела просто потрясающе удобной: каменный пол покрывали пушистые ковры, в золотой жаровне на когтистых лапах, стоящей у кровати с балдахином, курились благовония. Окон не наблюдалось, однако Рон не был в претензии: он ожидал увидеть нечто большее, чем подземная темница, но нечто меньшее, чем гостиница средней руки.

Первое, что Рисенн велела сделать, — раздеться и подать ей через дверь вещи. Бурча под нос, Рон подчинился. Всё, что у него осталось — длинный шёлковый халат с рисунком из золотых и красных драконов. Похоже, пошит он был на кого-то, ростом куда ниже него — Рону он едва прикрывал колени.

— Я похож на шлюху, — негромко констатировал Рон, изучая своё отражение в огромном зеркале в золочёной раме, висящем напротив кровати. — Не удивлюсь, если это какая-то психологическая пытка из арсенала Тёмного Лорда.

В этот миг у него мелькнула мысль, а не шпионит ли Вольдеморт за ним через зеркало, и, поддавшись внезапному порыву, Рон распахнул халат и в голом виде исполнил короткий, но весьма оскорбительный танец.

И отправился в кровать.

Позже он понял, что недооценил плату, которую ему пришлось заплатить за дни, проведённые в страхе, почти без пищи и сна, за бесконечное изнурительное напряжение, которым подвергались его разум и тело во время видений: едва коснувшись подушки, Рон почти на два дня провалился в сон, близкий к коме. Просыпаясь на короткие промежутки времени, он, не жуя, проглатывал пищу, которую оставляли на столике рядом с кроватью, и, свернувшись клубком, снова с головой заворачивался в одеяло.