Гермиона кивнула.
— Да, они живут не в Софии. Будь у нас камин, мы могли попытаться связаться с ним — тут полно дымолётного порошка…
— Но мы не можем это сделать, минуя международный каминный узел! — запротестовал Драко.
— К Министерству это не относится, — тихо ответила Гермиона. — Отсюда можно отправиться куда угодно.
Драко изумлённо ахнул.
— Дымолётный порошок… Наверное, тут он должен быть.
— В шкафах. И не бери слишком много, а то догадаются, что мы сюда наведывались, — она окинула критическим взглядом испакощенные Драко стены. — Хотя такое не заметить сложно, как думаешь?
Слизеринец уже копошился в шкафу.
— Они решит, что это взломщики.
— Взломщики, влезшие только ради того, чтобы изменить обстановку?
— А это были чокнутые взломщики-педики, — зверски ухмыляясь, сообщил Драко, вытаскивая огромную банку Порошка повышенной мощности. — Я знаю, где тут камин. Огромный. Наверху, в кабинете моего отца. Айда за мной!
* * *
Риэнн взбешённо откинула назад гриву медовых шёлковых волос и яростно воззрилась на стоящего перед ней человека. Человека, убившего её отца, обесчестившего её мать, сведшего с ума брата, обрёкшего её единственную любовь — Тристана — на медленную смерть в подземной темнице.
— Нет, не сломить тебе мой дух, презренный Морган, — прошипела она.
Тёмный маг Морган засмеялся, и голос его был подобен басу фагота. Его смех, как и всё остальное — от мускулистых рук в пенящихся кружевах до иссиня-чёрных глаз и волос цвета воронова крыла — был наполнен мужской силой. Он представлял собой великолепный образчик мужественности. А так же, — как торопливо напомнила она себе — воплощение зла.
— Иль будешь ты сотрудничать со мною, иль твоего любовника убью. Но прежде всласть его я мучить буду.
Риэнн застонала, и её млечно-белая пышная грудь натянула тонкий золотистый атлас платья.
— О нет… о нет, не надо…
— Клянусь тебе, — удовлетворённо подтвердил Морган и привалился к узорному камину. От этого движения его штаны рельефно обтянули узкие бёдра и плоский мускулистый живот. — Мне это всё по вкусу. Я — воплощенье зла и просто обожаю бессмысленное зло и чувственный садизм.
— Что хочешь от меня ты? — отвела глаза Риэнн.
— Мне кажется, что это очевидно, — промурлыкал он. — Тебя хочу, милашка, — он пантерой двинулся к пленнице. Риэнн задрожала: он, конечно, был злым, однако с первого мига их встречи возбудил в ней такую страсть, которой она не испытывала ни до, ни…
— Вот это макулатура, — фыркнула Блез, кидая «Брюки, воспламенившиеся страстью» на прикроватную тумбочку и поудобнее устраиваясь среди кучи подушек. — Неужели тебе это, и правда, подарил Драко?
— Угу. На Рождество, — кивнула Джинни и снова привалилась к стене. Голова у неё чуть кружилась — ей ещё ни разу не случалось выпивать, но чувствовала она себя хорошо. Покончив с Огневиски, они угомонили полбутылки пряного Русалочьего вина, и теперь по телу Джинни распространилась приятная лёгкость.
— Ещё хочешь? — спросила Блез, протягивая ей бутылку и изящный бокал. Длинные волосы, выбившиеся из-под бархатной ленты, тяжёлыми прядями лежали на её плечах.
— Просто дай мне бутылку.
— Всю бутылку? — хихикнула Блез. — Да — вы, гриффиндорцы, не останавливаетесь на полдороги.
Джинни скорчила рожу.
— Когда ты говоришь «вы, гриффиндорцы», у тебя это получается в точности, как у Драко. — «Вы — бурдюки с гноем бубонтюбера».
Блез рухнула на покрывало — хотя нет, она была настолько изящна, что про неё, равно как и про Драко, нельзя было так сказать. Она откинулась на спинку и проницательным взглядом уставилась на Джинни.
— Но книжечка весьма пикантна. Я удивлена тем, что Драко подарил её девушке… вы с ним уже далеко зашли?
Джинни поперхнулась вином.
— В смысле — далеко?
— Я что — должна объяснить, о чём я? — нахмурилась Блез.
— Ага, — буркнула Джинни.
Блез пояснила.
Джинни почувствовала, что заливается краской.
— Ой, — слабо пискнула она, — нет… мы никогда… то есть, я никогда…
— Никогда? С Драко или вообще?
— Вообще.
Блез улыбнулась, сверкнув зелёными глазами.
— Невинная, да?
Джинни оторопела. Невинность у неё ассоциировалась с лентами, солнечным полднем, прятками и улыбающимся Симусом, смотрящим на неё синими глазами. Она вспомнила поцелуй Тома и вкус собственной крови на его губах и отвела глаза.