Draco Veritas

* * *

Уже второй раз в течение последнего года Сириус стоял на месте убийства и в некоторым оцепенении размышлял, что в человеческом теле содержится удивительно много крови.

Тело Конрада Эйвери распласталось поперёк мраморного стола, словно смерть застала его в миг, когда он собрался написать письмо. Везде валялась бумага и опрокинутые пузырьки с чернилами, чернильные лужи подсыхали на ковре. Сириус понадеялся, что Эйвери умер до того, как его тело было располосовано столь ужасающим образом: превращённая в лохмотья одежда приоткрывала грудь, руки и горло, словно изрезанные косой. Липкие лужи крови подсыхали на полу, ковре и под столом. Мёртвые глаза вылезли из орбит, а рот искривился в гримасе смертельного ужаса.

— Аластор был прав, — наконец заговорил Рем, разрушив неприятную тишину. — Действительно, выглядит, как заклятье Vivisectus. Я такое только в книжках видел.

Сириус принялся расхаживать по комнате.

— Это ведь третье за последнюю неделю?

— Четвёртое.

— Знак Мрака?

— Нет. Я сомневаюсь, что это Тёмный Лорд, Сириус. Обычно его фирменным знаком было Incendio, если только он не ожидал ответа.

— Может, он ожидает ответа сейчас?

— И какой же может быть ответ? Кроме «бе-е-е»?

— А может, Эйвери предал его? Может, это было предупреждение его прихвостням?

Рем замотал головой.

— Нет, он бы собрал всех и устроил показательную пытку. Вольдеморт не любитель грязи. Avada kedavra — и все свободны.

— Ну, когда он был моложе, он относился к этому спокойней, — заметил Сириус, продолжая мерить комнату шагами. Ковёр сочно зачавкал под ногами, когда он подошёл к столу.

— Понятно, почему это проклятье содержится во всех исторических книгах, — утомлённо заметил Рем, откидывая со лба светлые волосы, — Ещё…

— А может, это был суицид? — мрачно усмехнулся Сириус, обходя вокруг стола. — Или домашний эльф убил его по всем правилам мистических романов?

— Обезглавленного домашнего эльфа Аластор обнаружил в подвале.

— А может, он так ужаснулся своему преступлению, что сам себе отрезал голову?

Рем закатил глаза. На его лице виднелись чернила — он потёр щёку рукой, испачканной Скоропишущим Пером. Сириус решил об этом не говорить.

— Сириус…

Но Блэк таращился на стену у стола, позабыв о шуточках: то, что с расстояния показалось ему простыми брызгами крови, внезапно превратилось в нечто вполне узнаваемое.

— Рем, поди сюда.

Сириус приблизился к стене, Люпин присоединился к нему. На ней, чуть выше каминной полки, виднелись витиевато выведенные засохшей и потемневшей кровью слова:

О, берегись: моя рука карает и на ослушника ложится тяжко.

— Аластор говорил про надпись на стене, но не сумел свести концы с концами.

— Аластор в жизни не читал маггловской литературы. А вот убийца, похоже, читал, — откликнулся Сириус. — Это Шекспир.

— Драматург?

— Да, он писал и маггловские пьесы. Я узнал цитату. Это Ричард III, — Сириус покачал головой. — Мне не кажется, что мы имеем дело с нормальным человеком.

— Это из-за цитаты?

— Нет. Потому что если он указал, что Эйвери нарушил его закон, значит, он думает, что он…

— Тёмный Лорд? — оторопело спросил Рем.

— Нет. Господь Бог.

* * *

Это была любовь с первого взгляда.

Кабинет Виктора оказался именно таким, о каком всегда мечтал Гарри. Во-первых, там царил беспорядок. Поверх шатких гор книг покачивались пергаменты, в выдвинутых ящиках стола валялись фантики от конфет, сломанные перья, бутылочки чернил с какими-то интересными надписями на болгарском, мятые листы квиддичных журналов. Пустые кофейные чашки и горы окурков перемежались с коробочками недоеденного болгарского йогурта.

Во-вторых, он был уютен. И там царил беспорядок. Стулья были завалены разноцветными подушками, в маленьком камине над огнём покачивался сияющий медный чайник. В комнате пахло дымком и незнакомыми специями. Через занавешенные окна Гарри увидел прекрасные подёрнутые синевой горы вдалеке. На небе дышали назревающим дождём огромные, тяжёлые облака.

Встав у окна, Гарри попробовал представить день, когда и у него будет подобный кабинет. Он начнет курить трубку, собирать старинные книги по квиддичу и писать мемуары.

«Как я спас мир, хотя на самом деле всё было совсем не так».