Близнецы

Наконец Эллиот, хотя и неохотно, подчинился настойчивому требованию Джейсона. Шофер и няня Чарлза собирались отнести мальчика наверх, в его дальнюю, отдельную детскую комнату. Не успел Эллиот появиться с Джейсоном на руках, как Чарлз оживился, его тоненькое и спокойное тельце стало проявлять энергию и нетерпение.

А когда Чарлз увидел своего близнеца, первая улыбка за столь короткую, но одинокую жизнь появилась на его лице, и с тонких губ сорвался звук, первый звук за все эти два месяца – тихий визг удовольствия. Джейсон взвизгнул в ответ. Он начал улыбаться, смеяться и извиваться, требуя, чтобы Эллиот поднес его ближе к брату.

Наконец близнецы оказались достаточно близко, чтобы снова дотрагиваться друг до друга, как они делали в течение первых девяти месяцев их жизни. Пухлые, мягкие, с ямочками ручонки Джейсона схватили тоненькие, хрупкие ручки Чарлза. Маленькие пальчики исследовали глаза, носики и ротики. И все время они разговаривали друг с другом – на языке «ау» и «агу» – и смеялись.

После обеда Чарлз и Джейсон провели время вместе – это был вечер их воссоединения – на пушистом голубом одеяле, расстеленном на полу в гостиной. Эллиот наблюдал за происходящим с изумлением и беспокойством. Его счастливый, очаровательный, обожаемый Джейсон сейчас казался еще более счастливым.

«Джейсон хочет быть с Чарлзом», – думал Эллиот, глядя на своих спящих сыновей – спящих в объятиях друг друга. Каждый из них сосал во сне большой палец братишки, словно свой собственный пальчик. И все это вместе представляло картину гармонии и умиротворения. «Я не могу разлучить их, если Джейсон хочет быть с Чарлзом».

Эллиот не мог разлучить Чарлза и Джейсона. Но он мог не обращать внимания на Чарлза. Когда Эллиот возвращался поздно вечером с работы, он подходил к детской кроватке и ласковым и нежным голосом произносил имя Джейсона. Потом Эллиот брал на руки своего золотоволосого сына и уходил из комнаты, оставляя Чарлза в одиночестве, а тот отчаянно протягивал свои маленькие ручонки на любящий голос отца, когда тот растворялся в темноте.

Чарлз на бесконечно долгие часы оставался один в темноте и тишине. И по мере того как мальчики становились старше, Чарлз начал понимать, что хотя они с Джейсоном были близки и хотя он жаждал отцовской любви не меньше, чем Джейсон, любимым был только Джейсон.

В Джейсоне было что-то удивительное. И это «что-то» делало Джейсона любимым.

С Чарлзом было что-то не так. И это «что-то» делало Чарлза нелюбимым.

Чарлз проводил с Джейсоном счастливые часы. Они играли в сотни игр – в тысячи игр. Одна игра сменялась другой без всяких пауз: то они терпеливо, по очереди наполняли пластмассовое ведерочко песком, то, в другое мгновение, шумно гонялись друг за другом по траве, а потом вдруг начинали тянуть друг друга за волосы и смеяться.

Однажды после обеда – мальчикам тогда уже исполнилось по два года – Эллиот наблюдал, как близнецы играли в «перетягивание каната». Упершись своими крепкими ножками, которые только недавно научились ходить хоть с какой-то степенью уверенности, каждый из братьев схватился за угол шелковой подушки. В тот день первым сдался Чарлз. Джейсон, будущий победитель, упал навзничь, не выпуская подушки из рук. Он со стуком ударился головой об пол и какое-то мгновение решал, стоит ли ему рассмеяться, поскольку он выиграл игру, или же расплакаться, поскольку громкий стук испугал его. Эллиот кинулся к сыну проверить, все ли с ним в порядке.

И это уже была не игра. Дальше все пошло еще хуже. Как только Эллиот убедился, что с Джейсоном все в порядке, он бросился к Чарлзу и яростно схватил его.

– Ты плохой, плохой мальчик! – ругался Эллиот, снова и снова шлепая Чарлза, с каждым разом все сильнее и сильнее. – Ты отвратительный мальчик!

– Ни-ни-ни! – кричал Джейсон. Вместо нет, он всегда произносил ни. Он ковылял к Эллиоту, махая своими маленькими ручками. Когда он подошел к отцу, его светло-голубые глаза наполнились слезами, а лицо искривилось от ужаса, потому что он видел, как его отец обращается с Чарлзом. Маленькими ручонками Джейсон схватил Эллиота за локоть. – Ни!

Эллиот мгновенно прекратил шлепать Чарлза, как только увидел выражение глаз Джейсона – словно он наказывал Джейсона, а не Чарлза, будто, обижая Чарлза, он тем самым причинял боль Джейсону.

– Джейсон, не плачь, – прошептал Эллиот, отпустил Чарлза и взял своего любимца на руки. Чарлз упал на землю, громко рыдая от боли и обиды, в то время как Эллиот держал Джейсона на руках, ласково разговаривал с ним, успокаивал его.