56  

— Однако под всем этим подразумевался секс, — пробормотал Лукас себе под нос. Секс с примесью садизма. Потому что Марку доставляло удовольствие издеваться и унижать беззащитную девочку. Точно так же, как делает Женский Убийца. — И теперь вы это знаете.

— Да. Наверное, подсознательно я все поняла еще тогда. Я старалась избегать Марка, держаться от него подальше, и в итоге почти перестала бывать дома.

— А где вы были?

— Ну, — задумчиво начала она, — сперва я гуляла за городом, среди кукурузных полей, если позволяла погода. Зимой бродила по парку, или сидела в библиотеке, или грелась в овощном магазине. Там я и познакомилась с Джулией. В овощном магазине.

— С Джулией?

— Да. С Джулией и ее сестрой Эдвиной. Винни. — «Нашей милой малышкой Винни…» Гален погладила по голове Барби с длинными черными волосами и заговорила, обращаясь к миниатюрному нарисованному личику: — Девочки пришли в магазин, чтобы купить тапиоки для пудинга. Они жили со своей бабушкой — с бабулей Энн, которая и ходила за покупками, но в тот год декабрь выдался на редкость холодным, и она приболела. Винни тогда едва исполнилось полгода и Джулия, держа сестру на руках, как раз о чем-то с ней говорила, когда в магазин вошла леди со своим маленьким сынишкой и ему захотелось «посмотреть на младенца». Но стоило этой женщине повнимательнее взглянуть на Винни, как она заверещала будто резаная: «Да как ты посмела вытащить на люди такую образину?! На нее же смотреть тошно! Как тебе не стыдно?»

Ласково, осторожно Гален снова и снова проводила пальцами по спутанным черным прядям маленькой куклы.

— Конечно, Джулия и не подумала стыдиться. Когда она смотрела на сестренку, то видела лишь любовь и преданность, хотя всем остальным Винни могла показаться… — Гален умолкла, не в силах подобрать нужные слова.

— Кем? — Его голос был так же ласков, как ее пальцы. — Вы не можете вспомнить? Или Винни кажется вам такой же, какой ее видела Джулия, — милой маленькой девочкой?

— Да, — прошептала Гален. — Такой Винни и была, но она родилась с врожденными аномалиями, и скрыть их было невозможно. Врачи вообще считали, что смерть заберет ее вскоре после рождения.

— Но ей исполнилось полгода, когда вы увидели ее впервые.

— Да. К тому времени врачам надоело удивляться и пытаться предсказать, сколько еще она проживет на свете. Правда, одно они знали точно: Винни никогда не сможет ходить самостоятельно. И это оказалось правдой. Врачи, кроме срока ее жизни, ошиблись еще в одном. Она не была слепой. Однако видела Винни в какой-то своей, искаженной палитре. В ее мире дневной свет имел зеленый оттенок, а ночь казалась золотой, с луной цвета аквамарина. Но больше всего ей нравился цвет кукурузных полей — бирюзово-синий.

«Бирюзово-синий…» — повторил Лукас про себя. Совсем как бесформенное пальто и варежки у одной его знакомой. — А вместо рождественской елки Винни представляла себе фуксию?

— Да. Мои варежки — это ее подарок, их вышили Джулия с бабулей. — Лицо Гален озарила счастливая улыбка, и, немного помолчав, она продолжила свой полный воспоминаний о душевном тепле и любви рассказ. — Сперва все шло как нельзя лучше. Я вроде бы жила дома, то есть у моей матери и Марка, но почти все время проводила с Винни, Джулией и бабулей. Но потом… — дрогнувший от боли голос предупредил Лукаса о том, что сейчас он услышит о самой тяжелой и невосполнимой утрате жизни Гален, — бабуля умерла. Она совсем немного не дотянула до восьмидесяти двух и ушла из жизни быстро и безболезненно. Но все равно это было ужасным ударом. Ее не стало в марте моего последнего года в школе. Я очень переживала эту смерть и не оправилась даже к маю, когда все и произошло.

— Девятого мая.

— Да. Девятого мая. — По мере того как Гален перечисляла свои невзгоды, ее голос перестал дрожать от боли и наполнился горечью. — Тогда я вернулась от Джулии и Винни довольно рано. Они вообще ложились спать рано. Джулия старалась подчинить свою жизнь режиму Винни, чтобы та поменьше оставалась одна. Я думала — дома никого нет. У матери были занятия в вечерней школе, а у Марка — ночное дежурство. Я зашла на кухню попить воды, когда появился он. Прямо в мундире.

— В мундире?

— Марк служил в полиции. То есть служит в полиции.

— Час от часу не легче, — буркнул Лукас.

— На самом деле он уже отработал свою смену в дневное время — кого-то подменил — и просто немного задержался, оформляя какие-то протоколы. Он заявил, что давно меня не видел голой, что я по-прежнему страшнее пугала — во всяком случае, когда напяливаю на себя эти жуткие шмотки. Но ведь мне уже восемнадцать — значит, под ними у меня должно все-таки что-то быть. И он желает на это поглядеть. Я сказала ему, что он псих и извращенец, пригрозила, что расскажу обо всем матери и его шерифу. Но Марк только рассмеялся. По его мнению, извращениями страдала я, а не он, поскольку дружила с Джулией и Винни. Ему удалось выследить меня, и с тех пор он каждый день ездил на машине за Джулией. Это стало для него навязчивой идеей. И при этом он обвинял в сумасшествии меня. Да и к тому же кто поверит, что ему была охота приставать к такой уродине, как я? Но он добрый парень и готов пойти на великую жертву и сделать меня женщиной, прямо не сходя с этого места.

  56  
×
×