Красотки из Бель-Эйр

Вбежали врачи и сестры, получившие сигнал кардиомонитора, который усилился, когда у Уинтер начало исчезать дыхание.

– Может быть, переизбыток жидкости.

– Или кислородное голодание. Когда ее привезли, у нее был недостаток кислорода в крови, но носовые датчики показывали хорошую насыщенность.

– Уже не хорошую. Что бы там ни было, сейчас ее нужно подключать к дыхательному аппарату.

Марк слушал, но не вмешивался. Он знал, что слова его коллег правильны и их решение – подключить дыхательный аппарат – верное.

Марк мог только мысленно повторять: «Помогите ей. Помогите, как если бы помогали тому, кого любите. Я так ее люблю!»

Пока вводили в горло трубку, Марк держал Уинтер за руку. Рука была безжизненной – Уинтер ввели препарат кураре для временной парализации, чтобы она не сопротивлялась, когда холодная металлическая трубка ларингоскопа надавит на нежные ткани гортани.

Не причините ей боли! Марк с ужасом смотрел, как выгибается длинная красивая шея Уинтер, позволяя трубке войти в трахею. Врачи все делали правильно, но все равно…

Марк смотрел и отметал знания, которые всплывали в голове, знания о синдроме токсического шока, все, что он учил, запоминал, за что в больших тестах всегда получал отметку «правильно». Молодые женщины – молодые здоровые женщины – умирают от синдрома токсического шока. Те, кто умирает, похожи на Уинтер, те, чью болезнь заметили слишком поздно, когда легкие, почки, печень и костный мозг уже слишком долго подвергались воздействию токсина.

Надежда – единственная надежда – была в агрессивной поддержке. Агрессивной… холодный металл в красивом горле, аппараты, контролирующие дыхание, иглы в венах, по капле отмеряющие лекарства, чтобы вывести из шока, все, что может предложить современная медицина.

А что мог предложить Марк?

Только свою любовь.

Выйдя от Уинтер, которую он оставил на попечение медсестер, собиравшихся выполнять многочисленные процедуры, Марк нашел Эллисон в комнате ожидания.

– Как она, Марк?

– На искусственном дыхании, что, вероятно, для нее лучше. Так ей будет спокойнее, потому что не надо тратить силы на дыхание.

Эллисон кивнула.

Они с Марком были одни в комнате ожидания. Марк думал, что человек, имя которого, потратив столько усилий, назвала Уинтер, тоже должен быть здесь.

– А где Боб, Эллисон?

– Боб?

– Уинтер назвала его имя. Видимо, это ее новая любовь…

Наверное, Уинтер услышала его признание в любви и хотела ответить: Марк, у меня есть другой.

– Марк, что именно сказала Уинтер?

– Она сказала: «Ты должен знать о Бобе… Бобби».

– Ты должен знать, Марк.

– И ты можешь мне сказать?

– Думаю, вам с Бобби надо познакомиться. Идем со мной.

– Я не хочу оставлять Уинтер.

– Это недалеко, в доме моих родителей в Бель-Эйр. Мы можем оставить номер телефона. Это важно, Марк.

– Здравствуй, Марк, – тепло улыбнулась Патриция Фитцджеральд, стараясь смягчить тревогу в его усталых глазах. – Как Уинтер?

Патриция осталась бы в больнице, с Уинтер, но ей надо было заботиться о другой жизни.

– Состояние стабильное, – ответил Марк, инстинктивно стараясь ободрить мать Эллисон. Но его мозг переспросил: «Стабильное?» Не совсем. Срочный перевод на искусственное дыхание был огромным шагом назад.

– Мама, мы приехали повидать Бобби.

Хорошо, подумала Патриция.

– В твоей комнате, спит.

Эллисон показывала дорогу. Когда они подошли к открытой двери, Эллисон пропустила Марка вперед. Бобби лежала на животе в мягкой колыбели из пуховых подушек и мирно, сладко спала, сложив крохотные губки в мягкую улыбку.

– Эллисон? – Глаза Марка наполнились слезами.

– Мы зовем ее Бобби, но полное имя Роберта, в честь ее бабушки. – Голос Эллисон дрогнул.

Марк осторожно разбудил Бобби и, взяв на руки, прижал к своей часто вздымающейся груди. Бобби заворковала, удивленная его теплом и глазами, и не обращала внимания на горячие слезы, которые падали ей на головку.

Эллисон вышла, оставив Марка поплакать без свидетелей, и спустилась к матери на кухню. Когда Марк в конце концов присоединился к ним, на руках он держал Бобби.

Патриция улыбнулась и очень мягко посетовала:

– Марк, мне потребовался целый час, чтобы убедить Бобби закрыть свои сапфировые глазки.

– Как это мило с вашей стороны, что вы о ней заботитесь, – пробормотал Марк.

Бобби – его дочь, и теперь он станет о ней заботиться. Марку нужно было и позаботиться о Бобби, и находиться рядом с Уинтер. Его усталый мозг не мог решить, как справиться с этими двумя задачами.