67  

— Думала по-французски?

— Да. — Кэт немного помолчала, обдумав ситуацию опять же на французском языке, после чего медленно объяснила:

— Когда кто-нибудь говорит мне что-то по-английски, я автоматически — так мне кажется — перевожу слова на французский. И прежде чем что-либо сказать, я всегда сначала думаю об этом по-французски, а потом уже перевожу на английский.

— И то же самое ты сделала сейчас?

— Да, — вздохнула Кэтрин. — Временами я чувствую, как что-то теряю в переводе.

— В самом деле? Я так не считаю, Кэтрин. — Улыбнувшись девушке, Джеймс дождался ответной улыбки — слегка неуверенной, но очень милой, затем, чтобы развеселить ее своим, безусловно, «нечистым» французским и в надежде убедить Кэт, что последующее его предложение не имеет никакого подтекста, спросил:

— Voulez-vous[12] чашку горячего шоколада? Ты обязана ответить: «Oui»[13], — поскольку, отказавшись, не получишь настоящего наслаждения от ночного плавания.

— Alors, oui, merci[14]. — Глаза Кэтрин загорелись, и нерешительная улыбка растаяла. — Я приготовлю?

— Нет. Ты веди яхту.

— Я? Как?

— Иди сюда.

Джеймс уступил ей свое место, и Кэт ухватилась тонкими пальцами за ручки штурвала, еще теплые после больших ладоней этого сильного мужчины.

— А теперь, — наставлял Джеймс, глядя на полосу серебристого света, дрожащую на чернильно-черной поверхности воды, — просто следуй по лунной дорожке.

Предложение выпить горячий шоколад Джеймс намеренно сделал как бы невзначай, хотя и готов был спокойно, но твердо настоять на этом. Ему хотелось заставить Кэтрин принять хотя бы несколько калорий! Весь день Джеймс наблюдал, как Кэтрин, искусно притворяясь, что ест, в сущности, ни к чему не притронулась. Дожидаясь, пока закипит вода, он подумал, не приготовить ли блюдо из фруктов, сыра, копченого лосося и крекеров, имевшихся на борту в расчете на гостей, которые изъявят желание поплавать завтра. Но Джеймс решил не подавать изобильного блюда, дабы не смутить Кэт. Она должна выпить чашку густого, богатого калориями горячего шоколада, и для начала этого будет вполне достаточно.

— Рецепт моей матери, — сообщил Джеймс, вручая чашку Кэтрин. — Я добавил немного корицы.

— Спасибо. — Кэтрин отпустила штурвал и взяла большую горячую чашку. — Твоя мать… твои родители — очень симпатичные, приятные люди.

— Благодарю. Я тоже так считаю.

— Ты очень близок с ними, да?

— Да, очень. А как у тебя с родителями? — Джеймс, разумеется, заранее знал ответ на свой вопрос.

Из рассказов Алексы ему было известно о близких отношениях между скромными, талантливыми родителями и скромной, талантливой дочерью. Алекса поделилась с Джеймсом самыми сокровенными секретами своего сердца — секретами, которые поклялась никогда не открывать, особенно и прежде всего — Кэтрин. Его вопрос о родителях ничем не выдавал тайну Алексы; он задал его умышленно, поскольку считал, что о родителях Кэтрин может говорить проста, весело, со светящимися счастьем глазами. Но когда Кэт задумалась над вопросом, Стерлинг вдруг увидел лишь печаль и глубокую, очень глубокую боль.

— Кэтрин?

— Мы с родителями были очень близки, — тихо призналась Кэт.

— Но что-то случилось?

— Да. Что-то случилось. А потом я уехала в Нью-Йорк, и… — Со дня своего совершеннолетия она еще ни разу не говорила с Джейн и Александром. Кэт, естественно, писала, так как не хотела, чтобы они беспокоились. Но ее письма теперь были коротки, суховаты, без красочных описаний, словно излишняя многословность могла отнять у родителей время, а Кэтрин более не имела на это права.

— И ты скучаешь по ним.

— Да. Я очень скучаю.

— А родители об этом знают?

— Не уверена. Я думала позвонить и сказать им, но как-то…

— Полагаю, тебе следует как можно скорее позвонить родителям, Кэтрин. Мне кажется, им бы очень хотелось услышать это самое твое «скучаю».

Они плавали до полуночи. После того как Джеймс пришвартовал «Ночной ветер» к причалу и объяснил Кэтрин, как завязываются морские узлы, потому что ее это очень заинтересовало, они начали долгий подъем к дому.

«Ты можешь это сделать», — приказывала Кэтрин своему телу. Но, измученное ею, оно ответило предательством. Это был сокрушительный бунт: все изголодавшиеся мятежные клеточки организма закричали и запротестовали одновременно.

Легкие Кэт задыхались без воздуха, его катастрофически не хватало! Бешено колотящееся сердце готово было вырваться из груди и улететь, унося за собой поплывшее в тумане сознание.


  67  
×
×