Миром правит любовь

Зак лежал в кровати, со всех сторон подоткнутый подушками. Как только он увидел ее, его лицо озарилось широкой улыбкой. Он все еще был бледным, но, увидев его сидящим и улыбающимся, Роуз страшно обрадовалась. Теплая волна счастья окатила ее.

Она схватила его за руку.

– Ты выглядишь просто чудесно.

– А ты – самая прекрасная девушка на свете. Я хочу выбраться из этой проклятой кровати и поднять тебя на руки.

– Это может вызвать новый приступ лихорадки, Маккен-зи. А вот посмотри, что я могу сделать.

Она наклонилась к нему и поцеловала.

– Ты снизила мою температуру еще на пару градусов, – сказал он, когда она подняла голову.

– Надеюсь, ты голоден. Он усмехнулся:

– Рад, что мы по-прежнему думаем в одном направлении.

– Я имею в виду завтрак, Маккензи.

– Боюсь, что сейчас мы думаем не в одном направлении. Роуз бросила на него снисходительный взгляд.

– Доктор Сирин сказал, что ты готов что-нибудь съесть. Тебе хочется чего-нибудь особенного?

Как раз в этот момент в дверь постучали и вошла миссис Кинг, неся в руках поднос. Роуз поспешила к ней и приняла поднос из ее рук.

– Миссис Кинг, вам не стоило так обременять себя. Я сама привыкла управляться с подносами.

– Ничего страшного, дитя мое. Приятного вам аппетита.

– Гм-м, выглядит соблазнительно, – проговорила Роуз, снова садясь на кровать и ставя поднос себе на колени. – Овсяная каша и оладьи. – Она намазала масло и джем на оладыо. – М-м, они даже еще теплые..– Она слизнула капельку джема с уголка губ.

– Что же ты со мной делаешь? – горестно спросил Зак.

– Что делаю? – Казалось, она не понимала, о чем он толкует.

– Вот это, что ты делаешь с языком.

– Прости меня. Ты, наверное, очень голодный. – Она передала ему другую оладью.

– Не хочу я никаких оладий, ты же знаешь. – Он нехотя взял еду.

Роуз улыбнулась.

– Открой ротик. – Она зачерпнула ложкой овсянку и сунула ему в рот. Они стали есть ее по очереди, пока каша не закончилась. Потом Роуз взяла дольку консервированного персика.

– Ой, какая вкуснотища! Держу пари, что миссис Кинг сама их заготавливала. – С этими словами она скормила ему кусок персика.

– Да, правда вкусно. Моя матушка всегда делает массу заготовок. А ты умеешь готовить, Роуз?

– Наверное, не так хорошо, как твоя мама. А ты?

– Я могу разогреть банку бобов и пожарить ломоть солонины, если он у меня будет. Придется управляться самому, если голод одолеет.

Она засмеялась.

– А я здорово умею щелкать орехи.

– Это уж точно. – Он потянулся к ее руке и стал серьезным. – Я очень благодарен тебе, Роуз. Я ни за что бы не выкарабкался, если бы тебя не было рядом.

– Это мне нужно благодарить тебя, Зак. Ты спас мне жизнь в Бримстоуне. А теперь давай больше не будем говорить об этом.

Благодарность не предмет для обсуждения. Все, что она для него делала, она делала по велению сердца, из любви к нему. Роуз надеялась, что и Зак испытывает к ней те же чувства.

– Здесь есть чай и кофе. Что ты хочешь?

– Кофе, – ответил он, не отрывая взгляда от ее лица.

В тот же день, только чуть позже, она читала ему Киплинга «Свет погас». Раздался стук в дверь, и вошел доктор Сирин в сопровождении пожилой четы.

Женщина бросилась через комнату к кровати, и Зак протянул руки ей навстречу:

– Привет, ма.

Значит, это его мать. Гарнет Маккензи была высокой изящной женщиной. Ей нельзя было дать больше пятидесяти лет. В ее зеленых глазах блестели слезы, когда она смотрела на сына.

Гарнет села на край кровати и наклонилась, чтобы поцеловать его в лоб.

– Ну как ты, Зак? – спросила она. У нее был негромкий голос, а в интонациях слышался акцент уроженки Юга.

– Отлично, ма. Доктор говорит, на следующей неделе я встану на ноги.

К кровати подошел мужчина. Роуз теперь стало ясно, откуда у Зака такой высокий рост и широкие плечи. Фигура Флинта Маккензи олицетворяла прирожденную силу, и хотя его темные волосы уже тронула седина, тело у него было жилистое и подтянутое, как у молодого мужчины.

– Сын, – сказал он. Это единственное слово стоило многих.

– Привет, па. – Флинт накрыл их рукопожатие второй рукой.

– Ты заставил нас поволноваться, мальчик. Я же говорил /матери, что пара пуль тебе не страшна.

Зак в ответ только улыбнулся:

– Что отец, то и сын. Правильно, па?

– Вы загоните меня в могилу своими рассуждениями, – сказала Гарнет. – Когда мы сможем забпать его домой, доктор?