Ухаживания на скорую руку

Немногие – включая Билла Остина – могли похвастаться тем, что видели Нию в столь возбужденном состоянии. Билл заметил ее состояние и сразу же проникся к ней сочувствием.

– Что, все еще саднит?

– Угу, – бросила она, не позабыв подчеркнуть голосом отвращение к затронутому предмету.

– Но ведь тебе понравился Стрэйхен… хм, ну, как человек?

Ния заметила, какое направление начал приобретать разговор, и это не слишком ее обрадовало.

– Послушай-ка, Билл…

Сочувствие отошло в прошлое. Билл принял решение.

– Вцепись в него мертвой хваткой, Ния… Позавлекай его немного. Глядишь – и тебе все-таки удастся его разговорить.

– Знаешь что, Билл. – Ния приготовилась выпустить коготки. – Мне кажется…

– Ну а теперь вернемся к статье о колледжах. – Билл бросил взгляд на часы. – Чтобы привести ее в божеский вид, у нас осталось не больше часа.

Сдерживая ярость, она подняла на него глаза, потом покачала головой и вдруг, почувствовав себя чертовски усталой, тяжело вздохнула. Все разрешилось явно не к ее удовольствию, но теперь Билл по крайней мере знал, какие ей предстояли трудности. Если попытка взять интервью у Стрэйхена провалится, а Ния в этом ни на минуту не сомневалась, у нее всегда будет возможность заявить шефу, что она предупреждала его загодя… Впрочем, это было не так просто, как казалось.

Дэниэл Стрэйхен превратился для нее в самую настоящую занозу. Отправляясь поздно вечером к себе домой в Кембридж, что находился за Чарлз-ривер, она продолжала о нем думать. Интересно, он звонил ей из комплекса? Или из дома? И где, собственно, этот его дом находится – в Вестоне, как он намекнул, или еще где-нибудь? И что представляет собой его жилище? Это дом в полном смысле слова – или квартира? Сейчас он, конечно же, находится в спортивном комплексе – игра должна была начаться через полчаса.

Ния жила в старом тихом районе неподалеку от главного корпуса Гарвардского университета. Значительную часть пути в хорошую погоду она проделывала пешком, в дождливую – ехала на автобусе и лишь тогда, когда задание требовало ее отлучки из Бостона, выводила из гаража свою машину.

Подкатив по дорожке, усыпанной гравием, к дому на две семьи, она припарковала свой автомобиль рядом с видавшим виды «Вольво» Фредерика Максвелла, ее соседа. Доктор Макс, как его уважительно называли в университетских кругах, был профессором истории в Гарварде. Несмотря на свои почти восемьдесят лет, этот удивительно подвижный человек ходил на работу пешком и проводил долгие часы за книгами, собирая материал для бессмертного труда, который все еще намеревался написать. Его друзья и коллеги прощали ему и возраст, и эксцентрическое поведение, всячески о нем заботясь. Они подбирали бумаги, веером сыпавшиеся из его папки, когда он пробегал по коридору, и выключали задний свет в автомобиле, предварительно убедившись, что машина припаркована в безопасном месте.

Теперь настала очередь Нии. Она, улыбнувшись, вышла из машины и выключила фары «Вольво», тем самым сэкономив доктору Максу деньги за перезарядку аккумулятора. Поскольку она была домовладелицей и одновременно его другом, она старалась, по возможности, оказывать доктору маленькие услуги, несмотря на то что профессор, будучи человеком гордым, никогда ее ни о чем не просил. Он проживал в этом доме, когда они с Дэвидом купили его десять лет назад, и оказался приятнейшим квартиросъемщиком, какого только можно было себе представить.

С портфелем в руке и с сумкой на плече Ния поднялась по ступеням крыльца и отперла входную дверь. Из апартаментов снизу доносился приглушенный звук телевизора – передавали последние известия. Этот звук накладывался на отдаленное завывание сирены, к которому Ния сумела себя приучить и на которое уже не обращала внимания. Сегодня вечером, однако, приглушенное бормотание телевизора навело ее на мысль о программе, которую должны были передавать в самое ближайшее время. Он просил ее посмотреть игру – вставал вопрос: следует ли ей это делать? Уже сама мысль об этом вызывала в ее душе привычное неприятное волнение, выработанное годами ожидания и беспокойства. Дэвид никогда не пытался подключить ее к своей жизни спортивного обозревателя и предпочитал, чтобы она дожидалась его дома. Время от времени она включала телевизор, чтобы полюбоваться на него хотя бы на экране, но потом перестала и сосредоточилась на собственной жизни, постепенно превращаясь в профессионального писателя и журналиста. Временами ее жизнь складывалась так, что у нее не оставалось и минуты свободной, не говоря уже о том, чтобы смотреть по телевизору баскетбол… Тем более что у нее не было ни малейшего желания созерцать эту проклятую игру.