Обманутая

– Что ты туда запихала? – спросил Кристиан, стягивая свитер и закатывая рукава рубахи.

– Еду.

Кристиан нырнул вниз, чтобы осмотреть колено раковины.

– Разве можно спускать сюда пищу?

– Я всегда так делаю, – откликнулась Лаура, устраиваясь на корточках рядом с ним. – Это мои владения. Я знаю, что она пропускает, а что нет.

Кристиан полез внутрь, чтобы проверить трубы.

– Может, Дебра туда что-нибудь затолкала?

– Не знаю, когда она могла успеть. Она целый день была в школе, а если бы она обедала до нашего возвращения, то мы бы застали здесь грязную посуду. Она не привыкла убирать за собой.

Кристиан встал, выключил воду, чтобы посмотреть, как она проходит, и направился к гаражу. Он вернулся с большим красным ящиком для инструментов, который Лаура купила для Джеффа, когда они жили еще не в этом доме, а в старом особняке, который нуждался в многочисленных починках. За все эти годы Джефф открывал этот ящик раз пять, не больше. Он выглядел почти таким же новым, как тогда, когда Лаура покупала его.

С гаечным ключом в руках Кристиан опустился на пол и, согнувшись, устроился под раковиной – что было не простым делом, учитывая его рост, – а затем начал снимать колено.

– Есть какой-нибудь горшок, чтобы подставить, когда потечет вода?

Она вытащила за шкафа горшок и передала ему, после чего устроилась рядом и принялась наблюдать за его работой. Он свободно обращался с гаечным ключом, явно зная, что делает.

– Господи, это просто потрясающе, – выдохнула Лаура.

– Что? – переспросил Кристиан.

– Какие вы разные. По-моему, Джефф никогда не держал в руках гаечный ключ. Думаю, он даже не знал, как называется этот инструмент, уж не говоря о том, как им пользоваться.

– Он никогда не испытывал необходимости узнать это, вот и все.

– Нет, дело не в этом. Ему можно было показать, как с ним обращаться, но он все равно сделал бы все неправильно. Я хочу сказать, ты понимаешь, что колено засорилось и его надо снять и почистить. Для Джеффа эта взаимозависимость не очевидна, а для тебя очевидна. И в этом выражается только одно из ваших отличий. Этот список можно продолжать до бесконечности: личность, манеры, вкусы. Как два брата могут быть настолько непохожими друг на друга?

– И ты до сих пор не поняла этого? – спросил Кристиан с напряжением, вызванным усиленной попыткой отвернуть какую-то гайку.

Лаура попыталась заглянуть ему в лицо, но это было невозможно. Чего не поняла? Странная мысль мелькнула у нее в голове, но она отогнала ее прочь.

– Объясни, Кристиан.

Он еще сильнее налег на ключ, мышцы рук напряглись. Но голос его звучал так же сухо и рассеянно, когда он заметил:

– Билл Фрай не был моим отцом. У Лидии был любовник перед тем, как она вышла за него замуж.

– Этого не может быть, – со спокойной уверенностью произнесла Лаура.

– Очень может быть, – рассмеялся Кристиан. – У маленькой леди был страстный роман, плодом которого и является ваш покорный слуга.

– Откуда ты это знаешь?

– Она мне сказала.

– Она сказала? – Спокойная уверенность Лауры дала легкую трещину. – Я не могу себе представить, чтобы она могла сказать такое, уж не говоря о том, чтобы сделать.

– Я – живое доказательство тому, – только и ответил Кристиан, и гайка внезапно поддалась. – Ну вот. – Раздался стук откладываемого ключа, а потом плеск хлынувшей воды. – Дай-ка посмотрим. – Встав над внезапно опустевшей раковиной, он принялся выуживать пальцами длинные волокнистые стебли. – Что это такое?

– Медвежья трава, – ответила Лаура. Она должна была догадаться: все, что исходило от Дэвида, всегда было приправлено шипами. – Эта длинная зеленая штука была Пакована вместе с розами Дэвида. Я обрезала ее, чтобы поставить в вазу, а концы кинула в раковину.

– И это твои владения, да? – с видом легкого удовольствия поинтересовался Кристиан.

– Продукты – да. Цветы – нет. – Она взяла его за руку. – Кристиан, ты серьезно насчет Билла Фрая?

– Совершенно серьезно. – Он продолжал вытаскивать длинные стебли медвежьей травы.

– Если не он твой отец, кто же?

– Не знаю. Она не хочет говорить мне.

– Зачем тогда она вообще об этом сказала?

– Потому что мне было очень тяжело, когда умер Билл. Мне было девятнадцать лет, и я весь был поглощен самоанализом, как это бывает в таком возрасте. Я стоял на его похоронах и единственное, что ощущал, это все ту обиду, которую испытывал в течение многих лет. Никакого горя. Абсолютно никакого. Я решил, что со мной что-то не в порядке. Думаю, она испугалась, что я буду травмирован на всю жизнь, если она не сообщит мне.