Сабрина, Стр. 15

Дерек медленно распрямился на стуле.

— Все мои силы сейчас направлены к одной цели: выжить. Что же касается тепла, о котором вы, Сабрина, упоминали, его больше нет. Эти стены его выстудили.

Едва эти слова слетели с его губ, как он поднялся с места.

Сабрина уже открыла было рот, чтобы что-то сказать, но, прежде чем она успела произнести хоть слово, Дерек повернулся на каблуках и двинулся к выходу. Спину и плечи он по-прежнему держал очень прямо. Подойдя к двери, он повернул голову и одарил ее прощальным взглядом. Таким он и запечатлелся в ее памяти: гордым, не сломленным и одновременно бесконечно одиноким. В следующее мгновение он прошел сквозь зарешеченную дверь и исчез.

Через несколько минут Сабрина уже сидела за рулем своего автомобиля, сотрясаясь от охватившего ее озноба. И причиной тому был не холодный воздух — ее заставило сотрясаться от дрожи все то, что она увидела и перечувствовала.

Дерек был обижен, циничен и временами относился к ней с неприкрытой враждебностью. Он был подобен дикому зверю, запертому в клетке, и это прорывалось почти в каждом его взгляде, слове и жесте. Возможно, он не лукавил, когда говорил, что у него хватает сил только для поддержания собственного существования. Тогда ее попытка урвать себе их частичку выглядит просто глупо. Другое дело, его душевное тепло. Он солгал, что здешние стены его выстудили. Оно сохранилось. Она чувствовала это, когда он расспрашивал ее о Ники. Да и после этого тоже.

«Вы меня измучили. Теперь мне не отделаться от мыслей о вас до конца моих дней…»

Она слышала, как прерывался его ґолос, произнося эти слова, ощущала исходившее от него напряжение, видела пламя в его глазах. А что такое это пламя, как не проявление жара души в момент сильнейшего напряжения воли?

Нет, тепло никуда от него не ушло. Просто оно было тщательно запрятано от посторонних глаз, схоронено под наслоениями из злобы, цинизма и горечи. Он лгал, когда пытался убедить ее в обратном. Бессовестно лгал.

2

Сабрина всегда испытывала отвращение ко всякого рода обману и лжи. Она полагала, что основа подобного стойкого отрицания всяческой неправды была заложена в ее характере с детства — в те давние времена, когда мать пугала ее Ардулонским страшилой, который, по словам этой стойной дамы, откручивал уши нерадивым девочкам, забывавшим убирать свою комнату. Отец, внушавший ей с младых ногтей престранную мысль, что настанет день, гда она станет королевой любви и красоты, а ее многочисленные поклонники будут из-за нее стреляться на пистолетах, тоже приложил руку к формированию ее жизненной позиции. Не отставал в этом смысле от родителей и старший брат. Тыча пальцем в тень на стене ее спальни, он уверял сестру, что это призрак людоеда, который давным-давно умер, похоронен под росшим у них в саду дубом, но продолжает по ночам являться людям.

Сабрине потребовалось несколько лет, чтобы установить, что Ардулонский страшила не более чем плод воображения ее матери — равно как и вымышленная страна Ардулон, откуда страшила якобы был родом. Впрочем, даже поступив в школу и не обнаружив на висевшей в классе географической карте никаких признаков этой мифической страны, Сабрина продолжала исправно убирать свою комнату — на тот случай, если составители карты ошиблись и населенный страшилами Ардулон все-таки существует.

Разоблачив со временем фантазии матери, Сабрина приступила к развенчанию других семейных мифов — о том, в частности, что ей предстоит стать королевой красоты и обзавестись многочисленными поклонниками. Это было нетрудно сделать, поскольку красавицей она себя не считала, а поклонников в начальных классах у нее не было вовсе. Стреляться же из-за женщин на пистолетах мужчины прекратили еще в прошлом веке, и увидеть подобное можно было теперь разве что в кино, в частности, в обожаемых ее отцом вестернах. Что же до перевоплощавшихся в ночные тени людоедов, о которых вдохновенно повествовал ее старший брат, сделавший себе впоследствии имя на написании ужастиков, то она перестала в них верить, как только прочитала в энциклопедии статью о том, что привидений не бывает.

Домашние считали ее ребенком доверчивым и легковерным и скармливали ей всевозможные байки, важно именуя их художественным вымыслом. Сабрина не могла отделаться от мысли, что домочадцы без конца ей лгут, и это приводило ее в ярость. Но время шло, она свыклась с их привычкой вечно все преувеличивать, говорить загадками и фантазировать, и примирилась с этим. Что ни говори, но это были самые близкие ей люди. Возможно, они отличались излишней эксцентричностью, но с этим она ничего не могла поделать. Аманда Мунро не была бы Амандой Мунро, если бы большую часть дня не грезила о других мирах. Гебхарт Мунро тоже не был бы самим собой, если бы не носил клетчатой рубашки, шляпы с загнутыми полями и сапог со шпорами. Что же до братца, который по странной прихоти судьбы обладал удивительно привлекательной внешностью, то он всегда был сущим дьяволом, и, по мнению Сабрины, писать ужастики ему было просто на роду написано.