Сабрина

— Иногда я кажусь себе монетой, у которой обе стороны абсолютно разные. Одна сторона, отштампованная усилиями родителей, отвечает за воображение и творчество. Я редко к ней обращаюсь, поскольку творческая работа, вернее, та работа, которой занимаются мать, отец и отчасти Джей Би, требует уединения и даже более того — добровольного отшельничества. Другая сторона, к которой я обращаюсь чаще всего, дает мне возможность любить тебя, быть рядом с тобой, заниматься домашними делами, бродить по улице — иначе говоря, вести нормальную жизнь. Возникает вопрос: почему такое со мной происходит? Почему меня вечно раздирает надвое? Почему я не могу забыть об отштампованной родителями стороне и свыкнуться с мыслью, что я — другая и сильно от них отличаюсь? Ведь у меня есть куда больше того, чем обладают они. Тем не менее, когда они приезжают, я постоянно испытываю непонятную нервозность и острое недовольство собой.

Дерек, признаться, и сам в присутствии членов семейства Мунро испытывал дискомфорт, но в его случае, как он считал, это было вполне оправданно. Уж слишком внимательно родители Сабрины его рассматривали и слишком откровенные вопросы ему задавали. Как будто пытались для себя уяснить, стоящий он человек или нет. К концу дня эти пристальные, сверлящие взгляды стали выводить его из себя; тогда он мысленно послал семейство Мунро к черту, рассудив, что насильно мил не будешь и если он им не нравится, то, значит, так тому и быть, и нечего делать из этого трагедию. После этого он отбросил всякую официальность и стал вести себя по отношению к ним вызывающе и даже пытался им дерзить. Как ни странно, это подействовало: родители Сабрины стали посматривать на него с уважением и перестали его задевать.

— Я думаю, — сказал Дерек, — что все дело во внутренней силе. Это ключ к пониманию всей проблемы. Твои родители — сильные личности, ты чувствуешь их силу и уважаешь ее. Ту же внутреннюю силу они ищут в тебе, во мне, в нас, наконец. А еще они пытаются понять, что нас тобой объединяет, хотят выяснить, есть ли у нас в этой жизни приоритеты, а если есть, то какие. Разумеется, такое пристальное внимание не может не вызвать небольшой нервозности.

— Я люблю тебя. Ты — мой приоритет. Я всячески это им демонстрирую, тем не менее меня не оставляет ощущещение, что я делаю что-то не так.

Дерек некоторое время молчал, обдумывая то, что сказала Сабрина. Когда он заговорил снова, в его голосе проступила печаль.

— Может быть, дело вовсе не в твоих родителях, а в тебе самой?

Первым побуждением Сабрины было заспорить с Дереком и объявить ему, что он не прав. Но потом, чуточку остыв, она поняла, что муж, в общем, говорит дельные вещи.

— Может быть, — тихо сказала она.

— А может быть, все дело в том, что ты вынуждена жить в Вермонте?

— Но мне нравится здесь жить…

— Я знаю, что тебе здесь нравится. Но Вермонт — это не Нью-Йорк и даже не Сан-Франциско. Ты можешь жить в Вермонте, но при этом чувствовать себя ущемленной.

— Нет, это не то, — сказала она с уверенностью в голосе.

— Тогда что же? Болезнь Ники?

— О Ники мне не забыть никогда.

— Тем не менее в основе твоего недовольства собой лежит нечто большее. Так что же это, дорогая?

— Я не знаю.

— Может быть, есть нечто, чего я не могу тебе дать?

— Нет! — воскликнула Сабрина, приподнимаясь на локте. — Ты дал мне все, что только может желать женщина. Я люблю тебя, Дерек, и мне ничего больше не надо!

Дерек протянул руку, обнял ее за плечи и прижал к себе. А в следующее мгновение жар взаимной страсти заставил их на время забыть обо всех сомнениях и безответных вопросах. Они и не подозревали, что в это самое время в теле Сабрины происходили изменения, которые уже невозможно было остановить.

Через день после отъезда Аманды и Гебхарта Мунро Сабрина и Дерек вылетели в Вашингтон. Там Дерек сосредоточил внимание на службе сопровождения, а Сабрина занялась клубами, где обретались дорогие девушки по вызову. Прошло пять дней, а их расследование не принесло никаких видимых результатов. Никто из завсегдатаев этих фешенебельных клубов не узнал в фотографиях Баллантайна человека, который бывал здесь раньше.

Дерек сказал, что ему необходимо вернуться в Вермонт, чтобы все как следует обдумать. Но думал он прежде всего о Сабрине. Она худела буквально на глазах и была очень бледной. Он знал, что и спит она плохо, поскольку сам тоже спал неважно, и видел, как Сабрина беспокойно ворочается с боку на бок на постели.