В школу доставлены и установлены рядом с каждой обычной урной контейнеры для сбора перерабатываемых отходов. Это специальные контейнеры, разделенные на три секции: для бумаги, для бутылок, для металлических банок, со встроенным устройством для сплющивания банок. Учащиеся школы часто ими пользуются. Правда, есть небольшая проблема с наклейками.
РЕПЛИКА ПРЕЗИДЕНТА: С какими наклейками?
ОТВЕТ ВИЦЕ-ПРЕЗИДЕНТА НА РЕПЛИКУ ПРЕЗИДЕНТА: С теми, которые были наклеены па контейнеры и на которых написано «Бумага, банки, бутылки».
ОТВ. ПР. НА ОТВ. ВЦ-ПР.: На них написано «Бумага, банки, бутылки».
ВИЦЕ-ПРЕЗИДЕНТ: Нет. Вот, смотри, видишь?
ПРЕЗИДЕНТ: Понятно. Кто проверял наклейки?
ВИЦЕ-ПРЕЗИДЕНТ: Должна была проверять секретарь. Она сегодня отсутствует.
КАЗНАЧЕЙ: Тина не виновата, она ужасно волновалась из-за экзаменов.
ПРЕЗИДЕНТ: Придется заказывать новые наклейки. «Бумага, банки, бутылки» — это никуда не годится.
КАЗНАЧЕЙ: У нас не осталось денег на то, чтобы заказывать новые наклейки.
ПРЕЗИДЕНТ: Свяжитесь с теми, кто эти наклейки делал, и скажите, что они допустили ошибку и наклейки надо срочно переделать, а поскольку это ИХ ошибка, пусть исправляют бесплатно.
ВИЦЕ-ПРЕЗИДЕНТ: Прошу прощения, Миа, ты что, записываешь протокол собрания в СВОЙ ДНЕВНИК?
ПРЕЗИДЕНТ: Да, а что?
ВИЦЕ-ПРЕЗИДЕНТ: Разве у тебя нет специального президентского блокнота?
ПРЕЗИДЕНТ: Есть, но я его вроде как потеряла. Не волнуйся, как только приду домой, я перенесу протокол в компьютер и завтра вы все получите распечатки.
ВИЦЕ-ПРЕЗИДЕНТ: Ты ПОТЕРЯЛА президентский блокнот?
ПРЕЗИДЕНТ: Вообще-то не совсем так. Я точно знаю, где он, но просто сейчас я не могу до него добраться.
ВИЦЕ-ПРЕЗИДЕНТ: Что это за место такое, интересно?
ПРЕЗИДЕНТ: Ну-у... я забыла его в комнате твоего брата в общежитии.
ВИЦЕ-ПРЕЗИДЕНТ: Что, интересно, ты делала в комнате моего брата в студенческом общежитии с блокнотом президента студенческого совета?
ПРЕЗИДЕНТ: Я просто была у него в гостях, такой ответ тебя устраивает?
ВИЦЕ-ПРЕЗИДЕНТ: Это ВСЕ, что ты у него делала? Просто была у него в гостях?
ПРЕЗИДЕНТ: Да! Госпожа казначей, мы готовы выслушать ваш отчет.
Серьезно, что это за вопрос: «Это ВСЕ, что ты у него делала?» Сразу ясно, что она намекала на СЕКС! И это при миссис Хилл! Как будто Лилли и без того не знает, что мы с Майклом решили по этому вопросу.
Может, она разнервничалась из-за того, что « Долом кукурузу!» оказался лучше всех ее рассказов? Да нет, не может быть. То есть, конечно, «Долой кукурузу!» — это рассказ об очень чувствительном и очень одиноком парне, который так переживает из-за своего одиночества в дорогой частной школе а Верхнем Ист-Сайде и из-за того, что в школьном кафе упорно кладут в чили кукурузу, игнорируя его многократные просьбы этого не делать, что в конце концов бросается под поезд.
Но если разобраться, намного ли этот сюжет лучше, чем ее собственные рассказы о том, как парни и девушки осваиваются со своей сексуальностью? Если честно, не знаю.
Но я точно знаю, что журнал «Шестнадцать» обычно не печатает рассказы с откровенными эротическими сценами. То есть в нем бывают статьи о контрацепции, письма от девочек, которые забеременели или получили венерические болезни, или были проданы в рабство, или еще что-нибудь в этом роде. Но он никогда не возьмет на конкурс рассказы с такими сюжетами.
Когда я заикнулась об этом Лилли, она сказала, что они наверняка сделают исключение, если рассказ достаточно хорош, — а ее рассказы, как она считает, как раз очень хороши.
Но все же мне кажется, что одно из главных правил писателя — писать о том, что знаешь. Да, я, конечно, понимаю, что я никогда не была мальчиком, никогда не ненавидела кукурузу и никогда не чувствовала себя в школе изгоем настолько остро, чтобы из-за этого бросаться под поезд. Но Лилли никогда не занималась сексом, а во всех ее рассказах, во ВСЕХ ПЯТИ, есть секс. В одном героиня занимается сексом с УЧИТЕЛЕМ. Сразу видно, что это написано не на основе собственного опыта. Ведь за исключением тренера по гребле, Уитона, который теперь помолвлен с мадемуазель Кляйн и поэтому на ученицу даже не взглянет, в этой школе нет ни одного учителя мужчины, которого кто-нибудь мог хотя бы с натяжкой назвать сексуальным.
Естественно, кроме моей мамы — она-то явно считает якобы сексуального мистера Дж. (фи!) неотразимым.