— Бы построили дома для бездомных, — напомнил Ларс.
— Да, Майкл тоже.
— Вы установили в Дженовии парковочные счетчики.
— Это ерунда.
— Вы спасли Дженовийский залив от ядовитых водорослей.
— До этого никому нет дела, кроме рыбаков.
— Вы установили по всей школе контейнеры для перерабатываемых отходов.
— Ну да, и из-за этого студенческое правительство обанкротилось. Ларс, давай смотреть правде в глаза, я — не Мелинда Гейтс, которая жертвует миллионы долларов на борьбу с малярией, опаснейшей болезнью, поразившей земной шар. Каждый год больше миллиона детей умирает от этой болезни только потому, что у них нет противомоскитной сетки, которая стоит всего три доллара. Если я хочу удержать Майкла, мне определенно нужно стать чем-то особенным. Конечно, если он вообще примет меня обратно после того, что случилось.
— По-моему, вы нравитесь Майклу такая, какая есть, — сказал Ларс.
Эфраин Клайншмидт резко повернул, и Ларс схватился за ручку двери, чтобы не съехать но сиденью и не раздавить меня.
— Нравилась — в прошедшем времени, — сказала я. — Пока я сама все не испортила тем, что бросила его, И что поцеловала у него на глазах бывшего бойфренда его сестры.
— Это верно, — сказал Ларс.
За это я и люблю Ларса. Можно не волноваться, что он скажет что-нибудь только для того, чтобы доставить мне удовольствие. Он всегда говорит правду.
— Какая авиакомпания? — спросил Эфраин Клайншмидт.
— «Континентал», — сказала я. Чтобы меня не швыряло туда-сюда по заднему сиденью, пришлось схватиться за ремень безопасности. — Терминал отлетов!
боюсь за свою
Все, больше не могу писать — боюсь за свою жизнь.
10 сентября, пятница, международный аэропорт Дж.Ф.К., под навесом для лимузинов
Ну вот, все вышло совсем не так, как я рассчитывала.
Я надеялась, что войду в здание аэропорта и увижу Майкла, стоящего в очереди на контроль. Я бы его окликнула, он бы оглянулся, увидел меня, поднырнул под веревочное ограждение и подошел бы ко мне, и я ему сказала, как жалею, что была такой врединой. Он бы меня сразу простил, обнял, поцеловал, и я бы вдохнула запах его шеи. Он был бы так тронут, что решил бы остаться в Нью-Йорке.
Ну, вообще-то на последнее я не очень надеялась. Конечно, если честно, НАДЕЯЛАСЬ, но всерьез не рассчитывала, что это может произойти. Меня бы устроило, если бы он только меня простил.
Но ничему из этого не суждено было сбыться. Потому что, когда мы дошли до стойки регистрации, самолет Майкла уже взлетал.
Мы опоздали.
Я опоздала.
Майкл улетел. Теперь он на пути в другую страну, на другой континент, в другое ПОЛУШАРИЕ.
И, вероятно, я его никогда больше не увижу.
Естественно, я сделала единственную разумную вещь, которую только могла сделать в этой ситуации: я села на пол и расплакалась.
Ларсу пришлось чуть ли не волоком меня тащить до стоянки лимузинов. Там мы ждали, пока за нами приедут Ханс и лапа. Потому что Ларе сказал, что он больше ни под каким видом не сядет в такси.
По крайней мере, тут есть скамейка, так что я могу плакать на ней, а не сидеть на земле.
Я просто не понимаю, как все это могло случиться. Всего неделю, даже пять дней назад я была полна надежд и радостного волнения и даже не знала, что такое страдание. Во всяком случае, настоящее страдание.
А теперь у меня такое чувство, будто весь мой мир рушится, причем кое в чем из того, что происходит, я совершенно не виновата. Я же не виновата, что Майкл решил уехать в Японию?!
Конечно, многое произошло по моей вине.
Но все равно, за что?
Как мне теперь без него жить?
Ой, лимузин приехал.
Постараюсь сделать так, чтобы по дороге домой мы заехали в «Макдональдс-авто». Потому что, кажется, мне сейчас может помочь только одна вещь на свете — квортер паундер.
С сыром.
10 сентября, пятница, 19.00, мансарда
Когда я вернулась домой, мама и мистер Дж. как раз собирались заказывать обед. Мама только взглянула на меня и сразу же:
— Марш в спальню. Сейчас же.
Это она добавила потому, что Рокки собрал с кухонных столов все миски и кастрюли и барабанил по ним (он явно унаследовал эту черту от отца, чей барабан до сих пор занимает в нашей гостиной почетное место).
И вот я поплелась в спальню и плюхнулась на кровать, испугав Толстого Луи, который очень удивился, что я на него приземлилась и даже по-настоящему зашипел на меня.