Бэтман Аполло

Я только вздохнул.

— Ладно, хватит об этом, — сказал Энлиль Маратович. — Тебе конверт дали?

— Дали, — ответил я.

— Открой.

— Прямо сейчас?

Энлиль Маратович кивнул.

Я взял желтый конверт, аккуратно, чтобы не повредить содержимого, оторвал его край — и вынул оттуда еще один конверт, поменьше. Он был густо покрыт бессмысленными черными закорючками — примерно как на банковских вкладышах с пин-кодом.

— Этот тоже.

Я задержал дыхание, готовясь к тому, что будущее вот-вот ворвется в мой мозг, разорвал второй конверт и вынул из него сложенную вдвое бумагу.

— Раскрой.

Бумага была покрыта клинописью. Если в этих вытянутых узких треугольниках, похожих на повернутые друг к другу наконечники стрел, и скрывался смысл, мне он был недоступен.

— Я ничего не понимаю, — сказал я.

— Зато я понимаю, — ответил Энлиль Маратович.

— Это на каком языке? — спросил я.

— На верхнерусском. Местами на английском. Просто записано нашим внутренним шифром. Чтобы случайные люди не поняли… Про мультикультурализм слышал? Вот это он и есть…

Я вспомнил рассказ Дракулы о человеке, раненном стрелой. Дракула был прав — какой там стрелой. Скорее армейским залпом. И вот я сам везу их домой. Целую тучу стрел…

— Хорошо, — сказал Энлиль Маратович. — На пять лет сразу прислали. Теперь имеется некоторая ясность…

Судя по его веселому лицу, циркуляр не содержал ничего особенно жуткого. Или наоборот, вдруг подумал я.

— Что там? — спросил я.

— Не все детали понятны… Выборы со свиньей… Вот что они хотят сказать? Неприятный сюрприз? Малосимпатичный кандидат? Или в смысле свинку взорвать?

— Чего-чего?

— Я вслух думаю, — сказал Энлиль Маратович. — Ты же сам знаешь, как все непросто. Ладно, прорвемся. В крайнем случае пьесу закажем. Опыт уже есть.

— А как в целом? — спросил я. — Какие горизонты?

— Самые обнадеживающие. Ветер истории, Рама, дует в наши паруса.

— В каком смысле?

— В прямом, — сказал Энлиль Маратович. — Я знаю, что тебе Аполло говорил. Про эту их частотную революцию. Что так, мол, гуманнее и баблоса больше. Баблоса больше, не спорю. Пока что… А вот гуманизм… Чтоб ты знал, наши партнеры уже не первый век Щит Родины ломают — и все под эту песню. А чего там у них гуманного, спрашивается? Человек, что ли, хорошо живет? Отпахал на трех работах, вечером поебался с соседом в жопу и спать. А там American Dream. И у нас хотят такое же сделать. Только не выйдет. Щит Родины им не сломать. Если, конечно, — он долго посмотрел мне в глаза, — какой-нибудь иуда изнутри им не поможет. Так что думай, Рама, думай — с кем ты и как…

— Мне сейчас не до этого, — сказал я тихо.

— А насчет баблоса не переживай, — словно не слыша меня, продолжал Энлиль Маратович. — Тут такой культурный разворот намечается, что мы на первое место по удоям выйдем. Китай и Америку обгоним. Колбасить будет всех. Подробности при встрече… Ты только с подвигом не затягивай, хорошо?

— Угу, — сказал я. — А как там протест? Организовали?

Энлиль Маратович заметно помрачнел.

— Уже проехали давно, — ответил он. — Теперь вот с коррупцией боремся. Халдеи, представляешь, все расчеты проебали. Все, какие могли. Я до сих пор поверить не могу, что такое возможно. В этой стране и конец света просрут. Не удивлюсь ни капли. Ты сейчас в Москву?

— В Москву, — сказал я.

— Если в ментовку случайно загремишь, ничего им не объясняй. Просто укуси какого-нибудь старшего мусора. Прямо зубами за шею. Или еще за что-нибудь. Только смотри, чтоб был не меньше полковника. Это теперь для халдеев внутренний код оповещения. Если кого из наших заберут. Чтоб не сидеть со всеми в обезьяннике.

Я почувствовал тревогу.

— Что там творится? Я же новостей черт знает сколько не читал!

— Да нормально, — сказал Энлиль Маратович. — Все под контролем. Собаки лайкают, а караван идет.

Мы на минуту замолчали. А потом, совершенно неожиданно для себя, я спросил:

— Скажите, кто на самом деле Софи?

Энлиль Маратович грустно улыбнулся.

— Это Аполло, Рама.

Я уже знал, что услышу эти слова. И все равно они бритвой полоснули меня по сердцу.

— Сам Аполло? Типа как в маске?

— Можно сказать и так, — ответил Энлиль Маратович. — Но это упрощение.

— Почему?

— Потому что Софи — это спящий Аполло. Она его сон.