127  

Понятно, для меня небо как небо, пока я не пытаюсь выйти за рамки простых человеческих… из вежливости назовем их человеческими, чувств. И все же ЭТО происходит именно на уровне чувств. Ведь когда начинаю думать, что умру, ничего не происходит. Когда начинаю думать усиленно, что умру, что меня съедят черви, что меня не станет, не будет, что дальше мир будет без меня, все равно ничего, кроме неприятного ощущения, не возникает.

А вот когда пытаюсь это представить…

Стараясь не потерять мысль, я поспешно лег на диван, расслабился, закрыл глаза. Неприятное ощущение начало нарастать почти сразу.

Внезапно в сознание ворвался посторонний звук. Я вынырнул из темного озера, куда начал погружаться. Сердце снова заколотилось учащенно, разбудило застывающую кровь. Красные потоки потекли по жилам, зашумели на порогах суставов, проникли в мозг и наполнили меня ощущением дивана, где в бок уперся корешок забытой книги, нерасшнурованных кроссовок и отвратительного визга сработавшей сигнализации чересчур осторожного владельца машины.

Некоторое время я лежал, все еще пытаясь углубиться в состояние, когда меня не станет, но стерва визжала, взвывала, скрежетала, отпугивая потенциальных угонщиков, хотя наверняка всего лишь какая-то ворона нагадила из поднебесья, а сигнальная система с готовностью пошла отрабатывать затраты.

Злой, я вскочил, схватил со стола пустую бутылку из-под шампанского, если швырнуть с моего четырнадцатого этажа, то у какой машины не лопнет крыша? Сигнализация не заткнется, но зато хозяин машины поймет, что он не один, что в следующий раз могут и похлеще…

В последний момент с усилием заставил себя оставить бутылку на подоконнике. Отпечатки пальцев надо сперва стереть, да и потом буду лежать и прислушиваться к крикам, а сейчас у меня задача покруче…

Затворил дверь на балкон, закрыл форточку, лег, но сердце колотилось бешено, мысленно я разбивал машину дурака, сжигал ее, бил ему самому морду, объяснял свои действия соседям, а сердце все колотилось, и эти картины были куда ярче и живее, чем попытки представить себе черноту небытия.


Со все еще колотящимся сердцем поднялся, прошлепал в ванную. Пальцы привычно покрутили вентили, палец потыкал в тугую струю воды, ощутил фарфоровую гладкость вентиля, брызги стали горячее, заученными движениями сполоснул белое корыто, заткнул пробкой. Потом я видел, как на вешалке появляется моя одежда, это разумоноситель раздевается на привычных алгоритмах. Перед глазами высветились ровные белые квадратики кафельной плитки.

Над краем ванны мелькнула худая волосатая нога. Из крана бьет толстая струя, вода разбрызгивается. Мои пальцы все так же без моего участия сняли душ на гибком шланге, перевели рычаг, вода пошла без шума, мелким дождиком.

Я лег на дно, вода приятно щекочет ногу. Кроме убаюкивающего плеска, никаких звуков, сердце уже перестало колотиться, кровь течет спокойнее, тело расслабляется, я медленно и с наслаждением ощутил приятную тяжесть, удовольствие, глубокое животное наслаждение уютом, теплом, покоем, просто жизнью.

Удар ужаса был внезапен и страшен. В груди похолодело, чернота возникла и разрослась внутри грудной клетки, ледяными струйками потекла в мозг. Челюсти стиснулись, я напрягся всем телом разумоносителя, стараясь ощутить каждую жилку в нем, чтобы знать, что это я, что я еще жив, что я есть, не исчез.

Волны дикого животного ужаса, слепого и беспощадного, накатывали, как при быстро наступающем приливе на низкий берег. Мозг был словно сахарный островок среди океана кипящей воды. С каждым ударом черных волн я чувствовал, как сознание угасает, вот уже искорка, что только трепещет, вот-вот погаснет…

– Я еще жив, – прошептал я вслух. – Я есть…

Голос был страшный и нечеловеческий, но он все-таки прозвучал, и чернота слегка отхлынула. Страшась, что она уйдет вовсе, я заставил себя расслабиться снова, снова вообразил то страшное состояние, когда эта ванная с теплой водой исчезнет, когда исчезнет мое тело, моя плоть. Мозг упорно отказывался представить такое, но я уперся, сосредоточился. Не на мысли, мысль бледна, а на ощущении небытия…

Второй удар наполнил тоской и чувством невосполнимой потери. Всего этого мира уже не будет! Как не будет этой ванны и теплой воды, так и всей комнаты, города, синего неба и солнца, земли и деревьев…

Не будет даже черноты, в которой бы я висел и держался ужасом. Просто ничего не будет. Ничего.

  127  
×
×