Воспламеняющая взглядом

– И как же, по-вашему, можно протянуть эксперименты?

– Чтобы ее завода хватило на первое время, будете давать ей маленькие поблажки, – ответил Рэйнберд. – Пройтись по лужайке. Или... все девочки любят лошадей. Пять-шесть костров она вам устроит только за то, чтобы прокатиться на лошадке по верховой тропе – понятно, не без помощи грума. Я думаю, этого вполне хватит, чтобы дюжина бумагомарак, вроде Хокстеттера, еще пять лет потом исполняла победный танец. Хокстеттер рывком встал из-за стола:

– С меня хватит!

– Сядьте и помолчите, – одернул его Кэп. Побагровевший Хокстеттер готов был ринуться в бой, но весь его запал улетучился так же быстро, как возник, даже слезы навернулись. Он снова сел.

– Свозите ее в город за покупками, – продолжал Рэйнберд. – В увеселительный парк – покататься на машинках. Скажем, в компании с Джоном, добрым дядей уборщиком.

– Вы всерьез думаете, – подал голос Кэп, – что этими подачками...

– Нет, не думаю. Долго так продолжаться не может. Раньше или позже она опять спросит про отца. Она ведь тоже человек. И у нее есть свои желания. Она с готовностью поедет куда скажете, ибо считает: услуга за услугу. Но в конце концов опять встанет вопрос о любимом папочке. Она не из тех, кого можно купить. Ее голыми руками не возьмешь.

– Итак, приехали, – задумчиво произнес Кэп. – Все выходят из машины. Проект исчерпан. На данном этапе, во всяком случае. – По разным причинам он испытывал огромное облегчение от подобной перспективы.

– Нет, не приехали, – сказал Рэйнберд со своей леденящей улыбкой. – У нас в запасе будет еще одна козырная карта. Один большой пряник, когда уже не останется маленьких. Я не имею в виду Гран-при – ее отца, но кое-что способно заставить ее проехать еще немного.

– Что же? – спросил Хокстеттер.

– Догадайтесь. – С лица Рэйнберда не сходила улыбка, но больше он не сказал ни слова. Кэп, может, и сообразит, хотя за последние полгода он сильно развинтился. И все же мозги у него даже в среднем режиме работают куда лучше, чем у его подчиненных (включая претендентов на престол) с предельной нагрузкой. Что до Хокстеттера, то этот ни за что не сообразит. Он уже поднялся на несколько ступенек выше собственного уровн некомпетентности – своего рода подвиг, который вообще-то легче совершить государственным чиновникам, чем кому-либо другому. Хокстеттер давно разучился брать след по запаху. А впрочем, догадаются они или нет, каким будет последний пряник (так сказать, поощрительный приз) в этом маленьком соревновании, не столь уж важно; на результат не повлияет. В любом случае он, Рэйнберд, пересядет за баранку. Он, конечно, мог задать им вопрос: кто, по-вашему, отец девочки после того, как вы ее лишили отца?

Но пусть сами догадаются.

Если сумеют. С лица Джона Рэйнберда не сходила улыбка.

Энди Макти сидел перед телевизором. Мерцал янтарный глазок коробки дистанционного управления. На экране Ричард Дрейфус пытаются изобразить некое подобие Чертова Пальца – вроде тех, в пустыне, где приземлялись эти тарелочки – в домашних условиях. Энди наблюдал за его действиями с глуповато-блаженным лицом. При этом он был натянут как струна. Сегодн контрольный день.

Три недели, прошедшие после аварии, превратились для Энди в пытку, когда едва переносимое напряжение сменялось почти преступной радостью. Он хорошо понимал состояние оруэлловского Уинстона Смита, который на какое-то время ошалел от своего подпольного бунтарства. У него, Энди, появилась тайна. Она точила и терзала его, как всякая сокровенная тайна, но она же вернула ему бодрость духа и былые силы. Он обошел их на полкорпуса. Одному богу известно, хватит ли его на всю дистанцию, но первый рывок сделан.

До десяти оставалось совсем немного – в десять придет Пиншо, как всегда улыбаясь. Они вдвоем отправятся в сад на утреннюю прогулку, чтобы обсудить, как «подвигаются его дела». Энди даст ему посыл... попытаетс дать. Он бы давно это сделал, когда б не телемониторы и понатыканные всюду «жучки». Ожидание позволило ему обдумать стратегию нападения, еще и еще раз проверить наиболее уязвимые места. Кое-что в сценарии он мысленно переписал, и не один раз.

Ночами, лежа в темноте, он неотвязно думал: Большой Брат все врем смотрит на тебя. Помни от этом каждую секунду, об этом прежде всего. Ты под колпаком у Большого Брата, поэтому, чтобы спасти Чарли, ты должен их всех перехитрить.

Он спал как никогда мало, в основном потому, что опасался заговорить во сне. Иногда часами лежал, боясь даже пошевелиться, – вдруг их насторожит, что накачанный наркотиками человек ведет себя излишне беспокойно. А когда его все же смаривало, спал чутко, видел странные сны (его преследовал одноглазый Джон Сильвер, долговязый пират с деревянной ногой) и то и дело просыпался.