Секира Перуна

С утра позавтракали, добрались до деревни, где Семен Николаевич договорился о хранении автомобиля. Проводника, правда, нанять не удалось, но маршрут был примерно понятен, и решили отправиться так, положившись на Северина. Ребята перепаковали рюкзаки, распределив на всех самое необходимое, и двинулись в лес. День выдался пасмурный, то и дело моросил мелкий противный дождик, но вскоре деревья стали расти так густо, что о дожде позабыли. Северин уверенно вел отряд, по-прежнему периодически уходя на разведку. Глеб никак не мог понять, как все-таки другу удается ориентироваться в лесных дебрях – он сам то и дело сбивался с направления и удивлялся, когда Северин появлялся совсем не с той стороны, с которой Глеб его ожидал.

После одной из таких отлучек Северин, приблизившись к другу, прошептал:

– Ты был прав. За нами идут.

Глеб кивнул. Он сам и не сомневался в словах старого шамана – похоже, тому не было никакой нужды обманывать.

– Посмотрим, что дальше, – предложил Глеб, и Северин вновь скрылся среди деревьев.

Они отошли уже на далекое расстояние от ближайшей деревни, когда вдруг увидели человека с лукошком. Грибник по виду был совершенно деревенским мужиком лет сорока-пятидесяти, с всклокоченными волосами, носом-картошкой и хитрыми небольшими глазками. Одежда его выглядела поношенной и была напялена кое-как. Глеб заметил, что защитная армейская рубаха надета шиворот-навыворот, а оба грязных резиновых сапога смотрят в не полагающиеся им стороны.

– Заблудились? – спросил он неприятным фальцетом, оглядывая компанию.

– Нет, все в порядке, – ответил археолог.

– Ну, на нет и суда нет, – невпопад хихикнул мужичок. – Больно умная ныне молодежь пошла, самоуверенная, – пробормотал он себе под нос и скрылся в зарослях.

То, что Семена Николаевича отнесли к категории молодежи, вызвало среди студентов целый шквал шуток, настроение значительно поднялось, и один лишь Глеб заметил, что вернувшийся из разведки Северин выглядит обеспокоенно.

– Что-то случилось? – подошел Глеб к другу.

– Мне кажется, мы заблудились… – негромко, чтобы не слышали остальные, ответил он.

Глеб едва поверил собственным ушам.

– Ты уверен? – переспросил он.

Северин пожал плечами.

– Нет пока, но мне здесь как-то… не нравится.

Еще через полчаса стало окончательно ясно, что они заблудились. Напрасно Северин пытался сориентироваться – все его попытки вызывали лишь недовольство.

– Да что вы его слушаете! – послышались голоса. – Нашелся знаток леса! Мы кругами уже сколько ходим? Я вон ту кривую сосну уже запомнил!

– Без паники! – прикрикнул на студентов Семен Николаевич. – Без вас как-нибудь разберемся.

В попытках найти дорогу прошел еще час.

Лес вокруг был мрачным. Все чаще попадались мертвые, обросшие серым лишайником деревья, уже давно не слышалось пение птиц, а вокруг, словно кокон, сплеталась мертвенная жуткая тишина, нарушаемая лишь хрустом веточек под ногами. Небо, клочками выглядывавшее из-за высоких деревьев, тоже было свинцово-серым, без единого проблеска солнечного луча.

– Ну что? – тихо спросил Глеб друга, когда тот вернулся из очередной разведки.

По мрачному лицу Северина все и так было понятно.

– Плохо, – так же тихо ответил он. – Никогда не видел такого леса. Он словно дурит, запутывает, водит кругами. И с каждым кругом мы все дальше от цели. Впереди мертвый лес и, думаю, болото.

– Плохо, – согласился Глеб.

– Но еще хуже, – добавил Северин, – что я будто всей кожей чувствую опасность. Чую, здесь гибельные места. Если проплутаем до ночи, может выйти что-то пострашнее, чем в старой бане.

– И что же делать? – спросил Глеб. – Все так безнадежно? Неужели выхода нет?

На часах было только начало четвертого, однако в этом странном лесу сумрак сгущался с удивительной скоростью.

– Мы пропали! Это он виноват! – вдруг истошно закричала одна из девушек, ткнув пальцем в Северина. – Он завел нас сюда, и мы никогда не выберемся отсюда! Он знал, что эти леса гибельные, но завел!

Ребята заволновались.

– Успокойтесь, не говорите ерунды! – еще пробовал утихомирить их археолог, но уже никто не слушал начальника экспедиции. Каждый чувствовал себя так, будто его подхватил темный вихрь и несет, несет куда-то. Злость и раздражение бились в груди, отравляли кровь, туманили сознание. Еще недавно спокойные и милые юные лица исказились почти до неузнаваемости, а глаза остекленели.