44  

— Просто они считают, что я трачу время и деньги на глупости, — пояснил он. — И вот около двух месяцев назад я задержался в мастерской дольше обычного. Уже все ушли, только мастер что-то укладывал на полки. Я никак не мог прорисовать контур глаза венецианской маски, стал раздражаться, вышел из себя и швырнул маску об пол. Мастер начал мне выговаривать, тут дверь открылась, и на пороге возникла девушка. Мы оба замерли. Никогда не забуду того ощущения. Меня словно молния поразила от ее совершенной красоты. Ну да что говорить! Сама знаешь, как выглядит Рената. Думаю, ее братец не менее хорош, ты тоже не смогла устоять. Рената спокойно подняла маску, укатившуюся к двери, и положила ее на лавку. Затем представилась и сказала, что хотела бы брать уроки живописи. Пока она договаривалась с мастером, я глаз с нее не сводил. Затем вызвался проводить, было уже довольно поздно. Помню ее усмешку при этих словах. Но она неожиданно согласилась. И пока мы шли до небольшого частного дома, где она поселилась, я понял, что влюбился без памяти. Она была ослепительно красива, невероятно загадочна и в то же время словно отсутствовала в этой жизни. Уже в тот вечер я встал перед ней на колени и признался в любви. Она восприняла мои слова на удивление серьезно и долго смотрела мне в глаза. Но ничего не ответила. Когда она скрылась за дверью, я упал на землю и плакал, как безумный. Никогда я такого не испытывал.

Ганс вновь замолчал. Я смотрела на его повлажневшие глаза, на дрожащие губы и понимала, что бесполезно его отговаривать от превращения. Он действительно сгорал от любви. Это было видно невооруженным глазом. Ганс допил и эту кружку и заказал еще.

— Может, хватит? — робко спросила я. — А то мы не попадем на концерт.

— Не бойся! — улыбнулся он. — Я могу пиво цистернами пить. К тому же это в последний раз. Я не знаю, как буду жить после превращения, не представляю! Рената говорит, что мы больше не будем расставаться, вместе будем путешествовать, жить где захотим. Еще в Москве с тобой встретимся, Лада! — весело добавил он. — Думаю, ты меня не узнаешь! Рената объяснила мне, что все вампиры рано или поздно претерпевают определенные изменения и становятся внешне совершенными созданиями. Я еще явлюсь в свой родной городок! Пусть полюбуются на неудачника Ганса во всей красе! — с угрозой проговорил он. — И отомщу кое-кому за насмешки и издевательства!

— Но ведь ты не собираешься пить человеческую кровь? — с испугом спросила я. — Ни Рената, ни Грег давно так не делают!

— Да, она говорила, — уже спокойнее ответил он. — Видимо, и я не буду.

Мы замолчали. Я смотрела на Ганса другими глазами и понимала, что он видит в выбранном пути одни преимущества. Я просто не знала, какие слова подобрать, чтобы он одумался.

— Вампиры продают свою бессмертную душу Тьме, — сказала я, пытаясь использовать последний аргумент. — То есть Сатане. Ты христианин?

— Вся моя семья принадлежит к адвентистам седьмого дня,[5] — сухо произнес Ганс.

По правде говоря, мне это название ни о чем не говорило. Я открыла было рот, чтобы уточнить, как вдруг увидела, что над флоксами сгустилось белое облачко. Я замерла. Обычно из такого облачка возникала Лила. Я быстро огляделась по сторонам. Народу в кафе было немного, и все посетители сидели довольно далеко от нас. Я вспомнила, что Лилу могу видеть лишь я. Но Ганс тоже вдруг замолчал и вперил взгляд на покачивающиеся на ветерке флоксы.

— Что это? — спросил он и потряс головой.

Сгусток приобрел очертания детской фигуры. Но это была не Лила, а мальчик-флайк. Он подлетел к нам и невозмутимо уселся на край стола, побалтывая ногами.

— Привет, — улыбнулась я. — А где Лила?

— Привет, — прошелестел его голосок. — Лила сейчас занята. Меня зовут Лол.

Ганс протер глаза и испуганно посмотрел на меня.

— Это что, галлюцинация?

— Что-то вроде вампирского ангелочка, — пояснила я, глядя в безмятежные глаза Лола.

Он очень походил на Лилу, только волосы были короче и светлее, почти белые. Глаза не такие голубые, как у Лилы, а скорее цвета сирени.

— И нас тут уже много, — сообщил Лол.

— Наверное, из-за завтрашнего Лунного дня, — догадалась я.

Он кивнул и улыбнулся, обнажив крохотные клыки. Затем повернулся к замершему Гансу. Тот все никак не мог закрыть рот и смотрел не моргая. Лол, облитый лучами клонившегося к закату солнца, походил на светящуюся куклу. Вдруг он достал из складок одежды рулончик белой бумаги, спокойно развернул его и четко прочитал, повернувшись к Гансу:


  44  
×
×