Магиня для эмиссара

За ужином вернувшийся из города Холт был рассеян, сидел и барабанил пальцами по столу. Поймал мой взгляд:

— Сафрина изменилась. А в чём дело — не пойму. Просто чувствую. Я прошёлся по городу, посмотрел с набережной на корабли, посидел в трактире… Да, прогулялся мимо дома пропавшего ньера Бернали.

— И? — поторопила я.

— И. В подворотне напротив дежурит пара личностей не злодейского, но и не респектабельного вида. На меня внимания не обратили — улица большая, народу много ходит. Но я бы сказал, что это аргумент в пользу гипотезы, что мой знакомый сам залёг на дно.

М-да. Значит, пока не знаем, что за рыба водится в этом водоёме, следует быть очень осторожными.

Варим суп, выявляем странные закономерности в декларациях, верим, что рано или поздно перестанем быть синими…

А сейчас я уберу со стола и пойду купать Соль.

Ну и ларру за компанию.

И полы заодно помою…

— Рейн, а у нас на этой стороне полуострова есть королевский флот?

— У нас везде есть королевский флот, — хмыкнул муж. — Потому и живём спокойно.

Угу, ясно. Хочешь мира — готовься к войне.

— А королевский флот имеет право останавливать и досматривать суда?

— Если есть веские — подчёркиваю, веские — основания подозревать, что судно нуждается в помощи или замешано в преступлении.

— Я подумала, что если какой-то из тех кораблей, которые бегают туда-сюда порожняком, выловить и посмотреть — что они там возят?

— Хм. В принципе, если не разберёмся по-другому, можно. В крайнем случае, объясним недостоверными агентурными сведениями и тупоумием всё перепутавшего капитана.

Пока разговаривали, я перебирала зелень для салата у кухонного стола, а Рейн стоял за моей спиной. Не рядом, не вплотную… но я чувствовала его всей кожей. С самого приезда муж ходил за мной следом. Устраивался с книгой или бумагами там, где я занималась чем-то другим, даже на кухне. Провожал глазами. И при малейшей возможности касался, притрагивался, обнимал, тыкался носом, целовал, гладил…

Его внимание и близость, несомненно, были приятны. Если бы не одно «но». Я боялась. Боялась не того, что он однажды сорвётся и причинит боль, а того, что когда мы всё-таки окажемся вместе, я не оправдаю его ожиданий. И потеряю его. Не знаю, как должны вести себя ньеры в интимной обстановке, но, должно быть, я делала что-то неправильно. Потому что Андреас охладел ко мне очень, очень быстро.

Так что сейчас я разрывалась. С одной стороны, мне хотелось, чтобы мужу было хорошо. С другой — мне самой было неплохо и так. И было страшно, что период вынужденного ухаживания, не переходящего в близость, — это самое сладкое, что светит мне в нашем коротком странном браке. И что, когда всё случится, не я, а Холт наутро отведёт глаза…

Чем дольше ждёшь — тем ждёшь большего. Когда мне было пять лет и мама была ещё жива, я увидела в витрине куклу. Она покорила и поразила меня с первого взгляда — с фарфоровым личиком, красными губками бантиком, огромными голубыми глазами и водопадом золотых кудрей. Платье было розовым, а из-под кружевных манжет виднелись ручки с тоненькими белыми пальчиками. Она казалась настоящей девочкой, и мне ужасно, безумно хотелось, чтобы Белинда — это имя казалось мне необыкновенно красивым — стала моей куклой. И больше — моей подругой. Ведь она — как живая!

Но я понимала, что кукла — дорогая. А жили мы не слишком богато — мать выплачивала ростовщикам долга отца с набежавшими процентами, и на это уходили почти все заработанные ею деньги. Но каждый раз, когда выпадала возможность, я бежала к витрине — посмотреть, поговорить с моей Белиндой. С каждым днём она казалась мне прекраснее и прекраснее. Я дофантазировалась до того, что убедила себя, что Белинда молчит, потому что на нас смотрят. А вот если бы мы остались вдвоём, она обязательно, непременно бы со мной заговорила!

А потом пришла зима и мой день рождения. Когда я открыла большую алую коробку — счастью не было предела — с белого нежного шёлка, в своём розовом платье, на меня голубыми глазами смотрела Белинда!

Восторг продлился ровно до того момента, пока я не схватила её руками и не прижала к себе. Оказалось, что под платьем нет тела. Нормального тела. Обутые в туфельки ножки ниже колен, фарфоровая голова, кисти рук крепились чёрными железными крючками к чему-то, напоминавшему набитый тряпками мешок с грубыми отростками-культяпками рук и ног. Все мои мечты о подруге, всё, что я нафантазировала, пока ждала и хотела, лопнуло в один миг, как мыльный пузырь.