47  

– Есть еще варианты, – не унимался Леопольд. – Гильотина. В том смысле, что рекламу можно сделать в виде мультика, где болезни отрубают голову. Хрясь – и ты здоров!

– Замечательно. И скачешь дальше бодреньким всадником без головы, – завершила концепцию Людмила. – Позитив. Шеф рехнется от восторга.

– Ладно, – вздохнул Бубельчук, – есть еще абсолютная банальщина, примитив, рассчитанный на целевую группу с заниженным уровнем интеллекта.

– Да что ты говоришь? – Людмила откинулась в кресле и оценивающе проехалась взглядом по креативщику, словно людоед, готовящийся к обеду. – Это что ж за группа такая оригинальная? Ее вывели в недрах рекламного бюро, которому мы собираемся платить деньги за работу, или это у тебя случилось озарение в мозгу? Что это за люди такие, с заниженным уровнем интеллекта, которых мы ждем в наших замечательных аптеках?

– Характер у тебя плохой, – совершенно не в тему сокрушенно потряс головой Бубельчук. – Это от одиночества. Я читал в Интернете, что у неудовлетворенных женщин бывает ранний климакс. Хочешь, сходим куда-нибудь вечером?

– Вознамерился меня удовлетворить? – рассвирепела Люда. – А интеллекта хватит?

– При чем тут интеллект? – не уловил подвоха Леопольд. – Ты не злись раньше времени. Я просто предложил как вариант.

– У тебя все?

– Как это? Я только начал! – спохватился креативщик.

– Постарайся уложиться до конца рабочего дня. Я сегодня задерживаться не собираюсь.

– В общем, так. Хорошо воспринимаются населением рифмованные слоганы и реклама семейной направленности. То есть это когда вся семья приходит в аптеку, и мы заодно показываем, что наши аптеки в состоянии охватить весь спектр интересов и болячек, – воодушевленно начал вещать Бубельчук. – Например, такой ролик. В очереди в кассу стоят все поколения семьи Сидоровых. Муж мучается похмельным синдромом, жена борется с ожирением, дети-подростки весело прыгают, им, само собой, нужны витамины, и рядом старуха с радикулитом. Лекарства мы рекламировать не будем, и так ясно, что мужу дадут какой-нибудь алка-зельцер, жене таблетки для похудания, детям витамины, а бабке мазь.

– Кому ясно? – сварливо возразила Людмила. Бубельчук в данный момент времени ее раздражал, причем так сильно, что терпеть его не было никакой возможности. – Однобоко мыслишь. Мужику – настойку боярышника от похмелья, тетке – электронные весы, детям-подросткам презервативы и противозачаточные средства, старухе костыли.

Леопольд озадаченно посмотрел на нее, словно обезьяна на автомат с газировкой, и сочувственно спросил:

– У тебя что, критический день? Давай я потом зайду.

– График моих критических дней нашему общему делу не помешает! – Людмила смяла лист с «Цикутой» и швырнула Бубельчуку в лоб.

– К врачу ходить не пробовала? – надулся Леопольд. – С тобой совершенно невозможно работать!

– А ты уволься, – ласково предложила Люда и поджала губы. – Еще что-нибудь для целевой группы с заниженным интеллектом есть?

– Да. Рифмованные слоганы, которые хорошо запоминаются. «Мы с заботой и любовью всех больных пошлем к здоровью!»

Всхлипнув, Люда начала сползать под стол.

– «Поставим аптеку лицом к человеку», – не заметил ее маневров Бубельчук. – «Аптека на дороге – здоровье на пороге». «Заходи и стар, и млад. Здесь зарыт здоровья клад». Ну как?

Говорить Людмила уже не могла. Она беззвучно хохотала, притоптывая ногой и мотая головой, словно корова, отгоняющая слепней.

– Рад, что развлек, – холодно обронил Бубельчук, не дождавшись внятной реакции. – Я материалы оставлю.

Люда хотела было ответить, но чуть не задохнулась от нового приступа смеха. Оскорбленный гений ушел, пригрозив вернуться утром.

Уравновесила настроение Даша. Едва только она заглянула в кабинет, веселье с Людмилы как ветром сдуло.

– Ты получила? Я еще раз переслала, – обреченно вздохнула Дарья и осторожно присела у стола, словно школьница на приеме у гинеколога.

– Получила, – в унисон с ней вздохнула Людмила и пробежала глазами письмо. Выглядело оно, конечно, возмутительно. Если бы такое пришло ее мужу, то Люда немедленно забодала бы его собственными рогами, не дожидаясь открытия архива. Вова именовался «сладким», а сам тон письма свидетельствовал об обширных общих воспоминаниях. Она с состраданием взглянула на Дашу.

– Я же говорила, – всхлипнула та, собравшись зареветь. – А у меня, кажется, задержка! Как теперь жить? Я же его люблю!

  47  
×
×