Поцелуй с разбега!

– Мы – молодая семья, нам нужны условия, – пояснил Николай Андреевич, горделиво выпятив грудь и максимально втянув живот, отчего у него выпучились глаза, а объем талии ничуть не уменьшился.

– Это кто же здесь «молодая семья»? – трясясь от гнева, ерничала Дарья Федоровна. – Ау, что-то не вижу я тут молодых!

– Старый конь борозды не портит, – примирительно загудел Николай Андреевич, подбираясь к решению волновавшей его проблемы, ради которой и был затеян визит.

– Загнанных лошадей пристреливают, – охладила его пыл бывшая супруга. – Не слыхал? Смотри, не сдохни в борозде-то, а то на тебя плугом наедут. Я смотрю, девушка – не промах!

И она снова с остервенением вдарила ногой по двери, получив ответную порцию писка.

– Дашуня, у нас есть два варианта: мы можем жить все вместе, а можем разменяться.

– Ну, ты, отец, даешь! – наконец вступил в беседу Сережа, понявший, чем грозит ему лично бес, засевший у папеньки в ребрах. – Как мы тут жить-то будем, сам подумай.

– Вот и я о том же! – обрадованно подхватил мысль Николай Андреевич. – У нас есть следующие варианты…

Он похлопал себя руками по ляжкам и виновато сгорбился:

– Все у Шурочки.

Дарья Федоровна абсолютно перестала соображать. Раздавленная моральной тяжестью случившегося, она совершенно не подумала о материальной стороне вопроса. Трехкомнатная квартира почти в центре города, которую она воспринимала как объективную реальность и некое статичное явление, оказалась разменной монетой в этой грязной истории. Но, похоже, только ей было ясно, откуда произрастала любовь Шурочки к престарелому Ромео. Сам избранник горделиво стрелял глазами и уже двумя ногами стоял в новой жизни.

Тем временем Шурочка, ради защиты своего обеспеченного будущего готовая на любые жертвы, гулко затараторила из темноты туалета:

– Вам однокомнатная в хрущевке и дача, или нам двухкомнатная, а вам все остальное. Или вам дача и машина, а нам квартира. Мы согласны на любой вариант.

– Да, – крякнул Николай Андреевич, – мы готовы обсудить цивилизованно.

– Не понял, – растерянно улыбнулся Сережа. – Не вижу логики в подобном дележе.

Когда Шурочка расспрашивала любимого о членах семьи, то Николай Андреевич слегка слукавил. Он знал, что женщины скорее пожалеют несчастного, чем полюбят героя, поэтому и расписал свою жизнь в мрачных тонах. Дарья Федоровна позиционировалась как весьма недалекая старуха, медленно, но верно выживающая из ума, а сын был ласково назван «ботаником», хотя на самом деле он был довольно неплохим пульмонологом и работал в районном медицинском центре, подхалтуривая платными консультациями и левыми приемами. Уж кем-кем, а оторванным от жизни лопухом он не являлся. Поэтому наивная дележка Шурочки, возомнившей, что получит легкую добычу, его только развеселила.

– Ну что непонятного? – загудела девушка в щель. – Мы размениваем эту жилплощадь, и вы с мамой получаете однокомнатную квартирку в зеленом районе плюс шикарную дачу в области. Сами подумайте: мама человек пожилой, ей нужен уход и свежий воздух, будете жить вместе…

И вот тут Дарья Федоровна внезапно ожила. Поняв, что юная идиотка видит в ней, неплохо сохранившейся пятидесятилетней женщине, вполне здоровой и полной сил, немощную бабульку, которую нужно будет кормить с ложечки и катать в инвалидном кресле по каким-то задворкам, а бывший супруг, похоже, это мнение разделяет, она моментально мобилизовалась и отчеканила:

– Лишить сына квартиры не позволю! Вон отсюда, оба!

– Тогда нам придется по суду, – попробовала вразумить ее Шурочка, не ожидавшая отпора.

Николай Андреевич, не рассматривавший проблему с отцовской точки зрения, почувствовал себя несколько пристыженным, но сдаваться не хотел:

– А, по-моему, мы очень неплохо придумали…

– Вон! – беззвучно рявкнула Дарья Федоровна. – Забирай свою девку и вон отсюда!

Она гордо удалилась, освободив путь к отступлению. Слезы высохли, равно как и жажда жизни, мечты и планы. Она ощущала себя иссякшим источником на потрескавшейся глиняной почве. Колкий песок прочно поселился в горле и глазах. Она перестала жить, перейдя в стадию бездумного функционирования. Единственное, что в ней еще теплилось, это острое чувство ненависти к молодым девицам. Ко всем. Без исключения.

Голая длинноногая шатенка смотрела на Дарью Федоровну мутным взглядом, словно не видя ее. Девчонка застыла посреди номера, который числился как освободившийся. В гостиничном компьютере ее абсолютно точно не было. Скорее всего, вечерняя смена решила подзаработать, пустив девицу с иностранцем за наличные. Эта была новенькой, но оттого не менее отвратительной в своей бесстыжей наготе и юности. Она даже не пыталась прикрыться.