Помпеи

Не то чтобы Амплиат был полностью лишен религиозного чувства... Ему всегда нравилось смотреть, как в жертву приносят какое-нибудь красивое животное — скажем, быка, — как он безмятежно шествует к алтарю, как озадаченно смотрит на жреца. Потом неожиданный удар молота и взблеск ножа, вспарывающего шею... Нравилось смотреть, как бык падает, протянув ноги, как темно-красные капли крови застывают в пыли, как из распоротого живота вынимают желтые внутренности и несут для изучения гаруспиям. Вот это — религия. А смотреть, как суеверные граждане поочередно проходят мимо костра и сотнями швыряют туда мелкую рыбешку, как серебристые рыбки прыгают и корчатсяв огне — нет, в этом Амплиат не мог углядеть ничего благородного, как ни старался.

А в этом году все было особенно утомительно, из-за большого количества желающих поучаствовать в жертвоприношении. Бесконечная засуха, мелеющие ручьи и пересыхающие источники, подземные толчки, появление призраков на Везувии — все это явно было работой Вулкана, и город полнился дурными предчувствиями и смутными опасениями. Амплиат видел это по раскрасневшимся, потным лицам горожан, толпящихся на форуме и глядящих на огонь. В воздухе витал страх.

Амплиат занимал не самое лучшее место. Правители города, как того требовала традиция, собрались на ступенях храма Юпитера: впереди — магистраты и жрецы, далее — члены городского совета, в том числе и его сын. Самому же Амплиату, вольноотпущеннику, не имеющему никаких официальных титулов и не занимающему никаких должностей, полагалось находиться позади. Не то чтобы он возражал — отнюдь. Власть — подлинная власть — должна держаться в тени. И Амплиату это нравилось. Он был той незримой силой, что давала людям возможность проводить все эти гражданские церемонии — и подергивала участников за ниточки, словно марионеток. А кроме того, большинство граждан знали, что на самом деле во-он тот тип, третий в десятом ряду, и есть подлинный правитель города — и это придавало ощущениям Амплиата особенную остроту. И магистраты — Попидий и Куспий, Голконий и Бриттий — они тоже это знали и ежились, даже когда толпа возносила им хвалу. И толпа это тоже знала и в результате относилась к Амплиату с еще большим почтением. Амплиат видел, как они толкают друг дружку локтями и показывают на него. Он словно слышал, как они переговариваются. «Это тот самый Амплиат, который отстроил город, когда все остальные бежали прочь! Слава Амплиату! Слава Амплиату! Слава Амплиату!»

Он ушел потихоньку, не дожидаясь конца церемонии.

Амплиат снова решил не садиться в носилки, а вместо этого пройтись пешком. Он спустился по ступеням храма, пройдя сквозь ряды зрителей — кому кивнуть, кому пожать руку, — прошел вдоль затененной стороны здания, потом под триумфальной аркой Тиберия и вышел на пустую улицу. Рабы несли носилки следом за ним, исполняя одновременно роль телохранителей, но Амплиат не боялся ночных Помпей. Он знал в этом городе каждый камень, каждую выбоину на мостовой, каждую лавчонку и каждый водосток. Света полной луны и изредка встречающихся фонарей — еще одного его нововведения — вполне хватало, чтобы без затруднений добраться до дома. Но Амплиат знал не только здания Помпей. Он знал здешних жителей и знал, что творится в их душах, особенно во время выборов. У него были свои люди везде; он опекал все ремесленные гильдии — пекарей, рыбаков, прачек, изготовителей благовоний, ювелиров и многих других. Он мог даже заполучить голоса половины прихожан храма Исиды, его храма. А в благодарность за возведение в должность какого-нибудь олуха, которого Амплиат счел достаточно удобным, он получал лицензии и выгодные подряды и добивался благоприятного для него решения дел в суде и в Базилике, незримом сосредоточении власти.

Амплиат свернул к дому — он мог бы даже ска-зать: «к своим домам» — и остановился на мгновение подышать ночным воздухом. Он любил этот город. Рано утром жара была гнетущей, томительной — но тянулось это недолго. Обычно море со стороны Капри покрывалось рябью, и к четырем часам город уже овевал бриз — и на протяжении всего дня Помпеи благоухали, словно по весне. Да, правда, во время жары и безветрия — вот как сейчас — аристократы жаловались, что в городе воняет. Но Амплиату это почти что нравилось — запах конского навоза на улицах, мочи, собранной в прачечных, рыбного соуса, перерабатываемого внизу, у порта, пота двадцати тысяч человек, стиснутых городскими стенами. Для Амплиата это был запах самой жизни — хозяйственной деятельности, денег, прибыли.