Круговая подтяжка

– Владик, ты не о том говоришь! – ужаснулась Мышка. – Ты что, не понимаешь?

– О том самом! – повернулся Дорн в сторону Барашкова. – У меня, между прочим, семья. И сколько Барашков мне глаза ни колет, что у меня на уме только деньги, я эти деньги на сто процентов отрабатываю. Что бы он сейчас делал без моей диагностики?

– Да, заткнись ты, великий диагност, – досадливо поморщился Барашков. – Нечего хвастаться, что увидел опухоль на экране! На экране слепой бы увидел! Ты без экрана попробуй догадайся!

– А я не гадалка! – Дорн демонстративно выдул из жвачки пузырь.

Маша и Барашков переглянулись.

– Знаешь, – проговорил задумчиво Барашков, – я все думаю: что в тебе не так? А теперь понял: ты – тупой! Несмотря на всю твою диагностику!

– Не тупой, а рациональный! И на ваше мнение мне глубоко плевать. – Дорн встал и принялся собираться домой.

– Послушайте! – Маше надоели их споры. – Вы все-таки мне скажите: если эти скачки давления дает надпочечник, почему тогда развился такой глубокий коллапс? По идее, давление должно было не упасть, а подняться?

– Надо патологическую физиологию читать, – отозвался Аркадий. – Я сейчас без подготовки не могу объяснить.

Дорн фыркнул:

– Естественно! Великий врач Барашков!

– А нечего фыркать, – поморщился Аркадий. – Я не господь бог, чтобы все знать. Возьмите книжку, сядьте, прочитайте. Гормоны надпочечников участвуют в регуляции сосудистого тонуса. Как прямо, так и опосредованно. Подробностей не помню и этого не стыжусь. Патология редкая, ни один врач не может знать все на свете во всех областях. Но я приду домой и прочитаю, в отличие от тебя.

– Ночью читать будете? – уточнил Дорн.

– Ночью, – ответил Аркадий. – А что в этом плохого? Я, пока не прочитаю, и заснуть не смогу.

– А я вот завтра утром приду, постучу по клавишам и все узнаю. И не буду гадать на кофейной гуще, что за коллапс да откуда коллапс…

– Вот тебя бы в больничное приемное отделение на ночное бы дежурство оставить! – ответил Барашков. – И без компьютера. Вот я бы тогда на тебя посмотрел. А программу прочитать и обезьяну научить можно, это заслуга небольшая. Кстати, давайте решать, кто останется здесь сегодня дежурить.

– Ну, надеюсь, я вам больше не нужен? – высоко поднял брови Дорн. – Могу я наконец считать себя свободным? – Он уже снял халат и остановился в дверях.

– Да вали, ты, вали! – отозвался Барашков.

Мышке его тон показался несправедливым. Она решила вступиться за Владика.

– Владислав Федорович очень нам помог. Отрицать это глупо. Конечно, теперь мы справимся здесь сами. – Мышка с укоризной посмотрела на Барашкова. Все-таки для Дорна Тина была чужим человеком, и Владик не обязан был сидеть здесь полночи. Его рабочий день давно уже закончился, Аркадий не должен был об этом забывать.

Дорн сделал Барашкову реверанс и исчез за дверями. Барашков и Маша остались в ординаторской. Лампы гудели, казалось, нестерпимо громко. У Мышки стала раскалываться голова. Ей захотелось поскорее уйти из этой комнаты, как-то сразу опустевшей без Дорна.

– Знаете, вы тоже идите домой, – сказала она Барашкову. – Валентина Николаевна в более-менее стабильном состоянии. Я подежурю возле нее. Справлюсь без вас. В крайнем случае позвоню, а вы смените меня завтра.

Барашков подумал, что Маша права. Сейчас Тина спит и должна проспать до утра. Колготиться здесь вдвоем всю ночь не было никакого смысла. Силы могли понадобиться и позже.

– Хорошо, – сказал он. – Оставайся. Завтра я приду, введем контрастное вещество, Дорн уточнит размеры опухоли. Пригласим консультантов. Послушаем, что они скажут.

Мышка постеснялась спросить, кто будет оплачивать консультацию.

– Оплачу я, – угадал ее мысли Барашков. Мышка обрадованно вздохнула.

Они прошли напоследок в палату, посмотрели Тину, и Барашков ушел. Маша посмотрела остальных. Та женщина, которая систематически билась головой в стену смежной с Тиной палаты, к счастью, тоже спала, как всегда оставив включенными все лампы. И только в бывшем Тинином кабинете беспокойно ворочалась и вздыхала без сна Генриетта Львовна. Молодясь и храбрясь на людях, по ночам она испытывала страх перед будущим. Мышка, заглянувшая к ней, не в силах была проводить душеспасительные беседы, поэтому просто велела сделать Генриетте Львовне укол снотворного, а сама вернулась к Валентине Николаевне.