38  

Владик не видел в своей небольшой интрижке с Райкой ничего из ряда вон выходящего. Он мог бы завести параллельно и еще пару интрижек, например, с Мышкой и с кем-то еще, и в этом тоже не было бы чего-то удивительного или особенного.

Ему было досадно, что он так глупо попался!

И срок уже большой. Он, признаться, никак не понимал свою роль в этом абсурде. Они никогда не говорили с Раисой о детях. Подразумевалось само собой, что ничего такого не должно быть. И вдруг это идиотское заявление, что она будет рожать! Нет, этого никак допустить было нельзя!

Но вдруг как-то сама собой представилась Дорну уютная комнатка, где на крючке в стиле ретро висит очаровательная колыбель, в которой весь в кружевах спит здоровый, упитанный младенец. А рядом с колыбелью широкая кровать, на которой полулежит в розовом пеньюаре Раиса, чуть пополневшая, но такая розовощекая, грудастая… кровь с молоком! Она протягивает к нему полные, тугие руки, и кружевные рукава пеньюара спадают с них к самым плечам…

Дорн ощутил беспокойство и встряхнул головой.

А что, если Райка еще расскажет Маше про беременность? А Райка расскажет. Чего ей бояться? Уволить ее, как беременную, не смогут… Даже если он и открестится от всего, все равно эти разговоры не пойдут ему на пользу. Ох, как нехорошо все складывается…. Если Райка все-таки встретится с Аллой и все ей расскажет, то и Алла не простит его. И куда он тогда пойдет из их маленькой, но уютной, Аллиными руками обустроенной квартирки? К родителям? Даже младший брат, который теперь уже учился в университете, ушел оттуда. Не с этой же шантажисткой Райкой навеки соединять судьбу? Она, конечно, в определенном плане ему очень по вкусу, но не такой же он дурак… Да и нет у нее ничего. Сама вон у него денег просит. Нет, что угодно, только не с ней. Надо что-нибудь срочно придумать, как-нибудь выкрутиться, но как?…

– Владик, ты еще здесь? – Мышка вошла и остановилась у самой двери. – Мне пожаловалась Генриетта Львовна, что ты не приходил к ней два дня. Мы не можем так обращаться с больными, Владик!

Дорн повернулся к Маше и посмотрел на нее с каким-то новым выражением лица, как будто видел в первый раз в жизни. «Слава богу, хоть эта не может сказать, что она от меня беременна. А может, наоборот, посильнее приударить за этой мышью? Любящая женщина многое прощает. В том числе и беременность другой женщины…» Но он не мог пока ни на что решиться.

– Я зайду, зайду к этой бабке, Маша. Вот освобожусь и зайду. А ты иди домой. Мне надо еще здесь побыть. – Дорн сел к своему компьютеру и сделал вид, что изучает какой-то документ. Маше захотелось подойти к нему и погладить по русым, легким, свободно рассыпающимся по голове волосам, такой у него был расстроенный, неприкаянный вид. Но она не решилась. Что-то подсказывало ей, что Владику сейчас не до нее. Маша повернулась и вышла из ординаторской.


Дорн рассеянно поменял заставку на экране, это было его ежедневное развлечение. Он не терпел однообразия. Саванну со львами он менял на домик со светящимися окнами, домик – на бутылку с ружьем, бутылку на атомный взрыв, взрыв на замок с летучими мышами, мышей на флаг, флаг на автомобильные гонки… Сейчас Владик поставил чистое бирюзовое поле, как символ ненайденного решения.

…Конечно, Мышку соблазнить он смог бы легко. Он всегда мог добиться того, что хотел, одной только лаской – и у матери, и у преподавательниц, и у девочек в классе. Ласковое словечко, проникновенный взгляд прямо в глаза, поцелуй в щечку – этому Владик научился давно. И давно этим пользовался. Все шоколадки, кассеты, фильмы, контрольные, конспекты – все богатства, которыми владели девчонки в классе, были его, стоило ему захотеть. Но по большому счету, разве он сделал кому-нибудь что-нибудь плохое? Учительнице в коридоре после уроков, когда никто не видит, он мог запросто руку поцеловать. До сих пор смешно вспоминать, как русичка однажды от этого чуть в обморок не упала. А ему эта ласка ничего не стоила, и с женщинами всегда было общаться проще, чем с мужиками. Потому что с женщинами он всегда знал, чего он хочет, и всегда этого добивался. Они его хвалили, они ему доверяли. То, что зависело от него, он сделал – выучился, получил специальность. В диагностике он разбирается не хуже многих. И почему он должен равнодушно смотреть, как богатые люди спускают огромные суммы на дурацкие развлечения, в то время как их собственная жизнь, если они заболевают, стоит гроши, если судить по деньгам, которые они платят за лечение? Пусть платят ему за то, что он знает, что с ними происходит. Его голова дорогого стоит. Между прочим, отец у Маши богач. И если бы он, Дорн, развелся с Аллой и женился на Маше, заручившись деньгами тестя, то мог бы проворачивать такие дела! Но не собирается он на ней жениться. Во всяком случае, пока. Мышка – она и есть Мышка. Размаха в делах у нее никакого!

  38  
×
×