Круговая подтяжка

Тина, обидевшись, поднялась, отряхнула ладони, колени и отошла в сторону. Существо странно дернулось, поднялось, развернулось в узком проходе, попутно задев Тину крылом, заблестело вдруг всеми перьями, вытянулось и медленно утянулось, сияя, через иллюминатор наружу. Мгновение – и где-то на горизонте осталась блестящая точка, издающая непрерывный пронзительный звук. А стекло иллюминатора осталось целым и невредимым, будто и не пролетал через него никто.

«Вот всегда со мной так, – подумала Тина, до боли в глазах рассматривая блестящий след за окном. – Сделаешь доброе дело, так непременно останешься в дураках, еще над тобой же смеются! И как же я теперь одна в совершенно пустом самолете? Топливо когда-нибудь кончится, и он рухнет на землю!»

Она не подумала, что может разбиться вместе с самолетом. Она пыталась представить, как сделать так, чтобы самолет, падая, не причинил никому на земле никакого вреда. «Нужно направить его в воду!» – подумала она, и перед ней внизу сразу возник океан. Она ясно различила, что на воде в этот момент полный штиль, а где-то вдалеке на горизонте маячит тонкая полоса светлого пляжа, и, будто маленькие каменные иголки, лежат в воде стрелы волнорезов.

«Пока не долетели до берега, надо успеть упасть!» – подумала Тина, и самолет, послушный ее воле, тут же вошел в пике и стал молниеносно терять высоту. Пол встал вертикально. Самолет завыл, загудел. В глазах горела нескончаемая, невыносимая, яркая слепящая вспышка. Тина зажмурилась, хотя ей не было страшно.

«Ну, еще немного, и все!» – решила Тина, но тут все ее мысли, чувства, видения сами собой куда-то исчезли, и остались только блестящая точка в глазах и странный гудящий звук. Он приближался, приблизился, стал неприятен, высок и навязчив, будто разрезал ее пополам. И вдруг воздух вокруг нее перестал быть фантастически легким и свежим, что-то знакомое и тяжелое проникло ей в грудь, она сделала вдох и неожиданно для себя осознала, что навязчивый звук – не что иное, как вой включенной на полную мощность сирены-мигалки машины «Скорой помощи». Она медленно открыла глаза и первое, что увидела, было чье-то искаженное лицо. Это был Аркадий Барашков, но Тина его не узнала и не стремилась кого-либо узнать. Говорить она тоже не могла, но слух ее был сохранен, и она услышала голос, показавшийся ей знакомым:

– Кажется, она приходит в сознание.

– Пустите, мне надо сделать укол, – сказал еще один голос, который был совершенно неизвестен Тине.

«Укол? Все равно… Уже ничего не страшно, – успела подумать она и даже почувствовала, успела почувствовать чье-то прикосновение, похожее на легкий щипок. – Хочу спать! Бесконечно спать, только чтобы не будили!» Через несколько мгновений наступила полная темнота.

Тина спала уже несколько часов, ее не тревожили ни сновидения, ни то, что ее куда-то несут, поднимают, опускают, кладут, просвечивают магнитными волнами, входят в вены, вставляют катетеры, подключают приборы, опутывают трубками, вливают и выводят жидкости и даже дышат за нее.

Впервые за несколько месяцев ей ничего не снилось. Она спала глубоким, прекрасным, медикаментозным сном.

8

Мышка, не включая света, сидела у себя в кабинете за чайным столом и в задумчивости доскребала мельхиоровой ложечкой последнее пирожное. Пирожное было любимое – пропитанная ромом шоколадная «картошка». Оставить ее на тарелке было выше Мышкиных сил. Рабочий день уже закончился, она могла уходить, но отчего-то все медлила, все чего-то ждала. Она даже сама оформила протокол консультации приглашенного к той самой пациентке с головной болью профессора-невролога, хотя это была обязанность Дорна – так у него появлялся лишний повод зайти к ней в кабинет, но Дорн не зашел. То, что он был еще в отделении, Мышка знала наверняка – несколько раз выходила и видела, что дверь в ординаторскую прикрыта, но не закрыта на ключ. В целом все было спокойно. Дневные сестры ушли. Ночные, заступившие на дежурство, занимались привычными обыденными делами. Пациенты не выходили из палат – у них было все, что необходимо для жизни: удобные ниши с телевизорами и мягкой мебелью для приема гостей, небольшие комнатки-кухни, где можно с удобством приготовить чай, сервировать стол. И если бы не функциональные кровати, стоящие посреди комнат-палат, да не бледные, болезненные лица пациентов, комнаты отделения больше напоминали бы отель, чем больницу. Маша решила перед уходом еще раз пройти по палатам, навестить каждого больного.