Круговая подтяжка

– Простите меня, – сказал он. – Наверное, я поступил жестоко. Но вы всегда казались мне сильным человеком.

– Вам бы такое пережить! – Она вытирала слезы прямо ладонями. – Совсем уж там, в своей патанатомии, ничего не соображаете.

– Ну ладно. Прошу прощения. – Он подошел к ее постели и снова сел. – Теперь, считайте, все позади.

– Да, – шмыгнула Тина носом. – Если не считать того, что я осталась с одним надпочечником.

– С какой-нибудь другой теткой я не пошел бы разговаривать вообще. Отослал бы заключение и забыл. Но с вами, – Михаил Борисович, улыбаясь, смотрел на Тину, – мне всегда было приятно поговорить. Даже теперь, когда вы похожи на толстую, избалованную родителями, капризную девочку. Люди живут без одного из парных органов. Живут без глаза, почки и даже селезенки, хотя она, как вы знаете, и единственная в организме. Сам я вот уже двадцать лет вполне неплохо живу без одного легкого.

– Как? – у Тины перехватило дыхание. «У него нет легкого? Так вот почему он разговаривал со мной так, будто имел на это право». – У вас тоже была опухоль?

– Нет, – засмеялся Ризкин. – Я вообще-то никогда об этом и не говорю. И часто даже забываю. И вы потом не будете придавать вашему надпочечнику такое значение.

– Но все-таки отчего…

– Безумствовал в молодости. Валял дурака – пил, курил, был неудержим с женщинами. В результате – туберкулез. Я уже был тогда студентом. После операции попросил показать мне операционный материал. Доктора оказались совершенно правы – две огромные каверны лечить консервативно не имело смысла. Если бы не операция, меня бы уж давно не было. Но вы знаете, операция пошла мне на пользу.

– Вы пересмотрели взгляды на жизнь?

– Я стал по-другому к ней относиться. Больше ценить. Я, собственно, за этим и пришел. – Оба его глаза-буравчика так и впились в Валентину Николаевну. – Вы ведь, как я слышал, некоторое время после ухода отсюда не работали врачом?

– Да. – Тина не захотела ничего скрывать от него. – Я, знаете ли, газетами в метро торговала.

– Бывает, – понимающе кивнул Михаил Борисович. – А что, вам надоела врачебная работа?

– Не знаю, – задумалась Тина. – У меня появился какой-то страх перед больными, хотя ничего такого криминального в моей жизни не было.

Ризкин только пожал плечами.

– А я всю свою жизнь терпеть не могу больных! И не делаю из этого тайны. Но я очень люблю медицину как науку, и патанатомия – это та ее область, которая может дать полное удовлетворение этой любви.

Тина слушала его молча, не понимая, куда же он клонит.

– Я ведь не зря стал вас спрашивать про опухоли. Вы, не будучи морфологом, показали высший класс. Короче, вы та самая женщина, которая мне нужна. – Тина изумленно посмотрела на него. – В качестве сотрудника, разумеется. Пока. Если вы не захотите чего-нибудь еще. Я старый холостяк и, честно говоря, после того случая с легкими баб терпеть не могу! Но поговорить с вами для меня удовольствие. Идите ко мне на работу! Я быстро вас всему научу! Месяца через четыре уже начнете смотреть простенькие случаи. Вскрывать не будете. Я и сам не вскрываю – хоть и не по правилам, но у меня это делают санитары, я только смотрю. Должны же они, в конце концов, оправдывать те бабки, которые получают с родственников больных, – усмехнулся Михаил Борисович.

– Вы что, серьезно? Какой из меня патологоанатом…

– Пройдете учебный цикл в институте усовершенствования, получите сертификат, и заработаем с вами на славу. Неплохая перспектива! Денег мы тоже получаем все-таки побольше, чем в клинике.

– Зачем я вам? – спросила Тина. – Ведь вы же можете взять уже подготовленного патологоанатома.

– Мне скучно, в этом все дело, – сознался Ризкин. – За столько лет работы новое уже попадается редко. Все случаи повторяются раньше или позже. Даже такую опухоль, как у вас, я видел за свою жизнь уже пять или шесть раз. Неинтересно. А с вами я бы мог отвести душу. В вашем лице я вижу благодарную слушательницу. Патанатомия – самая изящная из медицинских наук. Я столько мог бы вам рассказать!

– Так возьмите девочку в клиническую ординатуру. Молоденькую, хорошенькую…

– Я брал. К несчастью, попадались такие дуры! Одна поставила себе целью выскочить за меня замуж, а другая – еще того хуже, начала меня подсиживать. – Михаил Борисович вздохнул, отвернулся, встал и посмотрел в окно. – Как я понял, вы отвергаете мое предложение.