Джентльменов нет - и привет Джону Фаулзу!

– А, хуже не будет! – небрежно отмахнулась Галя. – У меня характер легкий, я со всяким могу найти общий язык!

Лизе оставалось только вздохнуть и пожелать счастья своей помощнице.

Еще одной проблемой Лизы остались так и не желающие отрастать волосы. Парики, которые были так ей к лицу – что рыжий, что блондинистый, – она теперь ненавидела и открыто щеголяла на публике с лысой башкой. В холода натягивала до самых бровей шерстяную шапочку, а на работе снимала ее, стараясь не обращать никакого внимания на удивленные взгляды сослуживцев. Когда по редакции поползли слухи о том, что волосы у нее все выпали после «облучения», она решила их опровергнуть. Громко рассказала историю о том, что влюбилась в одного рок-музыканта и, чтобы он ее заметил и полюбил, придумала себе такую нелепую прическу. История эта сначала некоторое действие возымела, но после того, как оказалось, что волосы все равно больше не хотят расти – ни рядами, ни пучками, – народ стал Лизу жалеть, а слухи пошли еще более угнетающие. Договорились даже до того, что жить ей осталось всего месяца четыре, если не меньше.

На все эти глупости Лизе, конечно, было бы наплевать, но почему-то ей перестали давать интересные задания и, хотя в зарплате не обижали, работу поручали мелкую, примитивную и стали предлагать почаще оставаться дома. Лиза не знала, как разрубить этот гордиев узел. Несколько раз ей в редакцию звонил Артур с предложениями посетить какое-нибудь чревоугодное заведение, но Лиза каждый раз вспоминала, что ради этого ей придется искать, с кем оставить Сашку, и отказывалась под каким-нибудь предлогом. Ей не хотелось больше встречаться с мужчинами.

Но вот однажды поздним вечером, когда неожиданно выпал первый этой зимой снег, в коридоре ее съемной квартиры вновь раздался громкий, нетерпеливый звонок.

«Опять, наверное, отец зашел рассказать о своей красавице», – слегка усмехнулась она, подходя к двери. Как ни любила Лиза отца, но его восторженность, в последнее время доходящая до экзальтированности, не только не умиляла ее, а раздражала.

«Седина в бороду, бес в ребро», – думала она, и бьющее в глаза счастье отца не могло остановить ее скепсис. Отцу, видимо, было необходимо рассказывать кому-нибудь о своей любви, он вел себя как впервые влюбившийся подросток.

– Что будет дальше? – как-то спросила его Лиза. – Ты идешь по одному и тому же кругу. Когда-то ты был женат на маме, потом влюбился в молодую женщину, развелся с мамой, женился снова и родил ребенка. Еще совсем недавно ты был совершенно счастлив. А что же сейчас? Зачем тебе новая женщина? Знает ли твоя молодая жена о твоем увлечении? У тебя так горят глаза, что не заметить этого невозможно!

– Поэтому я и стараюсь бывать у тебя как можно чаще, чтобы позднее являться домой. Ссылаюсь на то, что слишком много работаю. А жены... – Отец усмехнулся. – Как правило, они умеют терпеть. Твоя мама тоже готова была делить меня с любовницей, даже после того, как я объявил ей, что ухожу. Она меня умоляла, чтобы я жил с кем хотел, но только не разводился с ней. Думаю, что только глупые женщины затевают скандал, замечая в муже перемены. И потом – есть ребенок. Я должен его вырастить, воспитать! Не беспокойся, дочка! Все будет хорошо!

– Значит, ты надеешься, что и сейчас все будут закрывать глаза на твой кобелизм? Извини, но назвать это по-другому я не могу!

– Это не кобелизм! Это любовь! – Отец даже обиделся. – Когда в один ужасный день ты заявилась домой вся растрепанная и решительная, будто решила отправиться по меньшей мере на Марс, а не в занюханный военный городишко, мне помнится, ты со всей ответственностью заявила, что на свете ничего нет выше любви! Не помнишь? Так это было или не так? Может, скажешь, я что-нибудь искажаю?

– Так, папа, – с грустью обняла его Лиза. – Но сделай скидку на то, что мне было тогда всего двадцать лет.

– Когда мужчина приближается к шестидесяти, он способен гораздо на большее, чем девушка в двадцать лет! – глубокомысленно заявил ей отец.

– Ты меня пугаешь, папа! Что теперь будет?

– Я хочу наслаждаться счастьем, сколько смогу!

– Это эгоизм! – Лиза еще добавила, что жажда романтики в двадцать естественна, а в шестьдесят – смешна.

– Доживешь до шестидесяти – узнаешь! Главное, чтобы пока все оставалось как есть!

Сама Лиза считала, что не сможет больше никого полюбить. У нее был Сашка – ей хватало его для выражения эмоций, а уж заботиться о нем приходилось больше, чем о ком-либо еще. Ей даже стало казаться, что прежней Лизы больше не существует и что каким-то образом это связано с процессом утраты волос – будто ее организм, отвергая вместе с прической Мэрилин Монро старую сущность, меняет не только волосы, но и кожу, и мышцы... Будто от старой Лизы остался один скелет, на который должно нарасти новое мясо – чувства, мысли, взгляды, привычки. Только тогда в ней сможет возродиться новый человек – умный, взрослый и современный, а от старого останется лишь прежнее имя – Лиза. И пусть у нее больше не будет воспоминаний.