Удар из прошлого

День уже клонился к вечеру, когда Казакевич позвонил условным звонком в дверь квартиры, снятой азербайджанцами. Бригадир сам вышел открывать, пропустил Казакевича в кухню.

– Поздравляю, – сказал Казакевич. – Твой палец нашелся. Тимонин попал в больницу города Калязина с какими-то царапинами. А в кармане у него нашли… Что бы ты думал? Твой большой палец.

Валиев позеленел от злости, вытянул вперед беспалую вибрирующую руку. Лысая голова мгновенно покрылась крупными каплями пота.

– Мой палец? – переспросил он.

– Вот именно, – кивнул Казакевич. – Видимо, таскал его собой, ну, вроде как сувенир. Как амулет.

– Как сувенир? – Валиева затрясло. – Мой палец, как сувенир?

– Ну, давайте по коням, – закончил предисловие Казакевич. – К Тимонину надо отравляться. Срочно. Чтобы твой должок не заржавел.

* * * *

Когда сестра убежала за портфелем, Тимонин встал, подошел к окну. Из палаты просматривался больничный двор, застроенный деревянными сараями и засаженный молодыми чахлыми тополями. На заднем плане виднелась котельная с высокой трубой, пускающей в небо черный дым, и одноэтажный кирпичный домик, видимо, больничный морг.

Картина была такой скучной, что захотелось спать. Тимонин снова лег на кровать, втянул в себя воздух, надеясь услышать сладкий запах свежих цветов. Но ромашки не имели запаха. Стерильный воздух палаты не был пропитал ни лекарственным духом, ни камфорным спиртом. Пахло только сдохшей под полом крысой.

– Вот ваш портфельчик.

Сестра неслышными шагами вошла в палату, поставила портфель на стул. Тимонин открыл замок, убедился, что деньги, как ни странно, на месте. Он сунул портфель под кровать и лег на спину. Сомова остановилась в дверях и, наконец, решилась на вопрос.

– А, правда, говорят, что вы спасли тех людей из вертолета?

– Я что? Я спас? – переспросил Тимонин. – Кого?

О своем подвиге он почти ничего не помнил. Мало того, он плохо понимал, где находится, как сюда попал, за какую провинность ему нужно валяться на этой койке и вдыхать запах дохлой крысы. Сомова, оценив скромность больного, больше не стала ни о чем спрашивать, она вышла в коридор, села за стол рядом с дверью в палату Тимонина, включила лампу и начала фасовать таблетки по пакетикам.

Тимонин ненадолго задремал, но был разбужен тяжелыми шагами. Растворив обе створки двери, в палату вошли двое военных, лейтенант и прапорщик. Они внесли и поставили у противоположной стены ещё одну койку. Затем вкатили каталку с восседавшим на ней пожарным полковником. Будь Тимонин в здравом рассудке, он не узнал бы спасенного им человека.

На грудь, спину, руки, лицо полковника, поцарапанные металлом, порезанные осколками лопнувших иллюминаторов, наложили повязки, в несколько слоев замотали бинтами. Израсходовали на одного пожарника недельную норму перевязочного материала, отпущенного на всю больницу. Сломанные в голенях ноги закрывали шины и гипс. Из-под повязок на Тимонина глядели живые черные глаза.

– А я сам к тебя попросился, – сказал полковник. – Меня тоже в одиночку поместили. Так я там за час чуть от скуки не подох. Виноват, не представился. Белобородько Василий Антонович. А тебя как величать?

– Меня величать? – переспросил Тимонин. – Леня.

– Ну, значит, будем дружить, Леонид, – забинтованной рукой полковник дотронулся до горла. – Я уже сказал, кому надо. Коньячка сейчас принесут. Дерябнем за мое спасение, за твое здоровье. И телевизор доставят.

– Что у вас с ногами? – спросил Тимонин.

– Ерунда, переломы голени, – махнул рукой Белобородько. – Через пару дней отек спадет. Тогда наложат гипс. А через полтора месяца уже сплясать смогу.

В палате снова появились лейтенант и прапорщик. Поставили в углу высокую тумбочку, водрузили на неё телевизор. Через несколько минут между кроватями Тимонина и Белобородько стоял стол, покрытый клеенкой. Над столом склонился прапорщик.

– Ты вот что, – Белобородько тронул прапорщика за рукав. – Поставь сюда, рядом с моей кроватью стул. Слетай в дежурку и доставь сюда мою форму. И все это дело повесь на стул. Сверху – китель с погонами и орденскими колодками. Чтобы из коридора было видно, что тут не хрен моржовый лежит, а без пяти минут генерал. К нам завтра большие люди придут. Даже из газеты корреспондента присылают.

– Слушаюсь, – прапорщик исчез за дверью.

– Со дня на день жду присвоения очередного звания, – понизив голос, сообщил Белобородько Тимонину. – По моим сведениям, приказ уже подписан. Так что, ты сегодня спас генерала, а не полковника.