Любовь, похожая на смерть

– Посмотри только, – Стас поманил ее пальцем.

Он задержался у витрины, изучая изъеденный ржавчиной тяжелый амбарный замок и дверную петлю, силясь понять, что это за экспонаты. Но картонная табличка, объяснявшая происхождение вещей, была исцарапана гвоздем. Удалось прочитать только начало предложения: «Замок пыточной камеры, которая…» Дальше ни одного слова не разобрать.

– Смотри, замок от пыточной камеры, – сказал Стас. – Здоровый какой…

– Да, очень интересно. Спасибо, хоть нет самой камеры. В натуральную величину. С палачом внутри.

Некоторое разнообразие в экспозицию внесло чье-то обгоревшее пальто, надетое на манекен, стоявший за толстым стеклом витрины. С нижнего края пальто свисали клочья разодранной подкладки. Отдельно лежала каракулевая шапка, тоже обгоревшая, в коричневых подпалинах. Внизу стояли сморщенные темные башмаки. Чешуйки краски отвалились, обнажив грубую фактуру кожи. Таблички о том, кому из исторических персонажей принадлежало поврежденное огнем пальто, башмаки и шапка, почему-то не оказалось на месте.

– В Америке я был на выставке личных вещей Наполеона и одной близкой ему женщины, – прошептал Стас. – Меня удивило, что носильные вещи – очень маленькие. Совсем крошечные ботинки, мундир, сорочки. Будто они подростку принадлежали. И женская одежда – тоже совсем маленькая. Оказалось, люди того времени были весьма хрупкого сложения. Мы в сравнении с ними великаны. Вот и это пальто, ты только приглядись… Будто с плеча подростка. И ботинки тоже…

– Готова спорить, что это пальто к Наполеону отношения не имеет. И ботинки с шапкой тоже.

– Как знать, – пожал плечами Стас. – В тысяча восемьсот двенадцатом году французские войска бежали из горящей Москвы хаотично, рассеявшись по большой территории. Может быть, именно это пальто надел убегающий Наполеон, сбросив для маскировки мундир и шляпу. Вот следы огня. Весьма вероятно, это именно след знаменитого Московского пожара.

Стас огляделся и увидел убеленную сединами старушку, сидевшую на стуле у задней двери и увлеченно вязавшую шерстяной чулок.

– Ладно, пойдем, – он потянул Аллу за локоть. – Все равно не узнаем, чье это пальто.

– Пальто и шапка – нашего экскурсовода, – неожиданно оторвалась от вязанья старушка. Посетители в музей давно не заходили, она была рада переброситься словом с гостями. – Он в подвале свои зимние вещи хранил. И лыжи. На прошлой неделе там трубу прорвало. Пальто повредило… Он сюда его повесил, чтобы просохло. А в подвале сырость. Мне не жалко, пусть висит.

– А почему на пальто следы огня?

– Пожар у нас в прошлом году был, – ответила старушка. – Но, слава богу, успели потушить. Такие дела.

– А… Теперь все понятно, – Стас выглядел разочарованным. – А мы уж подумали…

– Может, вы хотите, чтобы я экскурсию провела? – спросила женщина. – Пожалуйста. Это бесплатно.

– Нет, нет, – поспешно отказался Стас. – Спасибо. Как-нибудь в другой раз. Сейчас мы очень спешим.

Через минуту они вышли на улицу, залитую солнечным светом, глотнули свежего воздуха. Алла перевела дух, Стас только головой покачал. Казалось, будто они вернулись из царства мертвых на землю живых.

– Французские войска бежали из Москвы хаотично, – передразнила Алла и рассмеялась. – Они рассеялись на большой территории. Весьма вероятно, что Наполеон в целях маскировки сошелся с одинокой русской женщиной. А экскурсовод этого музея – этот самый экскурсовод, который отличается хрупким сложением, – прямой потомок французского императора. Сейчас он донашивает пальто знаменитого родственника – шапку и ботинки…

– Пойдем лучше в кино, – поморщился Стас. – У нас еще полно времени.

Глава 15

Открылась дверь, Девяткин увидел хозяина квартиры, высокого мужчину лет двадцати семи, отдаленно напоминающего известного актера, любимца женщин. Но, в отличие от того актера, лицо молодого человека оказалось мятым и отечным, а глаза – красными, как у кролика, страдающего бессонницей.

Мужчина подтянул тренировочные штаны, внимательно посмотрел на гостя и, ничего не спросив, ушел в сторону, пропуская того в квартиру. Девяткин прошел в большую комнату, осмотрелся, постоял у окна, будто залюбовавшись видом старой тепловой станции с шестью трубами, что наискосок от дома. Пахло какой-то кислятиной, на подоконнике – полдюжины пива, тарелка с кружками колбасы и початая бутылка водки. На ее горлышко была надета пустая рюмка.