Раскрутка

Радченко закричал, сел на кровати, включил настольную лампу. Простыней вытер со лба капли липкого пота. Взял трубку мобильника и набрал номер жены.

– Что случилось, Димыч? – Голос Гали был взволнованным. – Ты знаешь, который час?

Радченко посмотрел на часы, которые не снимал ночью. Господи, четверть третьего.

– Со мной все в порядке. Просто я подумал… На ум пришло. Нет, ничего. Как ты себя чувствуешь?

– Мы разговаривали три часа назад, – сказала Галя. – И ты дважды спрашивал об этом. Чувствую себя нормально. Что с тобой, Дима?

– Ничего. Прости. Просто сон дурацкий приснился.

– Сон?

– Да сон, ну, не самый приятный. Я завтра позвоню. Целую. Спи.

Он дал отбой, вырубил свет и, стараясь заснуть, долго ворочался на койке. Душу наполняли недобрые предчувствия, а перед глазами все еще стояли увиденные во сне бородатый младенец и тот газетный корреспондент, обещавший опубликовать фотографии на первой полосе.

* * *

Вадим Суриков по кличке Безмен прибыл в Краснодар поздним вечером и начал действовать без промедления. Похоже, удача сама плыла в руки. Людей, интересовавших его, сегодня засекли в ресторане «Тройка». На место прибыли два местных парня из бригады Шеста, в ресторанном зале они сумели сделать несколько фотографий. А потом проследили, куда объекты направятся после застолья. Один из мужиков, долговязый, лет сорока, остановился в гостинице «Юность». Он ни от кого не прятался, поэтому отследить его перемещения оказалось совсем простым делом. Вернувшись в гостиницу, он купил в киоске книжку в бумажной обложке, заперся в своем номере и вскоре погасил свет. Через портье выяснили: зовут мужика Игорь Тихонов, приехал из Москвы вроде как в командировку.

Второй персонаж долго плутал по переулкам, оказался в Самокатном тупике, зашел в дом местной жительницы Валентины Узюмовой. И вскоре вышел через калитку, держа в руках то ли большую папку, то ли портфель. И снова стал плутать в темноте спящих улиц. То ли нарочно следы заметал, почувствовав слежку, то ли случайно так вышло, но человек неожиданно потерялся на улице Южной. Он просто свернул в подворотню трехэтажного старинного дома и пропал.

Уже за полночь Безмен, двое московских бойцов и провожатый из местных вошли на двор Узюмовой. Шагавший первым Безмен шарахнулся в сторону, когда из темноты, скаля зубы, выскочила здоровенная псина, с лаем кинулась на людей, едва не тяпнув за ляжку. Кто-то из парней не растерялся, выхватил пистолет с глушителем и пристрелил псину с двух выстрелов. Узюмова долго не открывала, пришлось самим сломать хлипкую дверь и вой ти на веранду. Когда включили свет, хозяйка, накинув халатик, выскочила из спальни, готовая заорать во все горло. Но, увидев четырех парней, заговорила хриплым шепотом.

– Вам чего… Чего надо-то, ребятки?

Когда ей задали несколько вопросов, никак не могла сообразить, о чем же ее спрашивают. Только тупо кивала головой и повторяла:

– Тише вы. Тише.

Следом за бабой из комнаты вывалился заспанный амбал в трусах и разорванной майке. Он что-то гаркнул, но Безмен, которому уже надоела эта бодяга, выступил вперед и саданул мужика между глаз рукояткой пистолета. Человек, схватившись за лицо, грохнулся на пол с такой силой, что подпрыгнул дубовый стол, а из серванта посыпались чашки. Мужик оказался в глубоком нокауте, а когда немного очухался и попытался встать, получил по лбу рантом кожаного ботинка. И больше не дернулся. Насмерть перепуганная хозяйка вышла из ступора и заговорила.

Вечером приходил человек, назвавшийся армейским другом художника Петрушина, с которым у Вальки в старинные года был роман. Даже не роман, а так что-то вроде охов-вздохов. Тот художник нашел себе девку посимпатичнее и помоложе Узюмовой. Голую ее рисовал. Но того художника подстрелили из-за той самой девчонки, Валька и думать про него забыла. А мужик, что заходил, выпросил у Вальки рисунки художника, которые завалялись за шкафом. Говорил – живопись любит. Вот и весь сказ.

– Как зовут чувака? – Безмен терял терпение. – Имя у него есть?

– Может быть, есть, – всхлипывала Узюмова. – Только он не назвался.

– А как ты его называла, курица? – орал Безмен. – Как? Хрен Иванович? А? Как ты его называла, сука страшная?

– Никак не называла.

От тупого бабьего многословия у Безмена заболел затылок, и он, коротко размахнувшись, поставил штемпель под вторым глазом Узюмовой. И ткнул кулаком в зубы так, что женщина слетела с катушек. Но ничего не добился. Хозяйка как полоумная ползала по веранде, плевалась кровью и все талдычила про какие-то рисунки, которые выпросил незнакомец.