Смерть по вызову

Силуэт Ирошникова исчез за дальним домом, но Вербицкий продолжал стоять у окна, остановив взгляд на черных стволах и ветвях тополей.

– У меня тарелка дрожала в руках, когда я подавала на стол, – сказала Татьяна. – Если бы он действительно остался у нас в твое отсутствие, я бы убежала из квартиры в этом халате и тапочках. Я слышала из той комнаты, как ты предлагал ему остаться здесь. Даже переночевать уговаривал.

– Это всего-навсего игра в вежливость. Я только предложил, но он-то понимал правила, понимал, что соглашаться нельзя. Он видел твои глаза, черные от ужаса.

– А если бы он согласился здесь ночевать? Ты об этом подумал? В этом Ирошникове ничего человеческого не осталось, а ты предлагаешь ему какую-то игру в вежливость.

* * *

Ровно в половине пятого вечера Ирошников той же дорогой через сквер подошел к дому Вербицкого. Не доходя полтораста метров до подъезда, он остановился. На тротуаре возле парадно стоял желто-синий милицейский «газик». Ирошников прислонился плечом к дереву, замерев, простоял несколько минут, «газик» не уезжал. Быстро замерзнув, Ирошников прикурил сигарету, закрывая оранжевый огонек ладонью. Выходит, Жена Вербицкого все-таки позвонила в милицию? Или машина оказалась здесь случайно?

Если бы милиция серьезно готовилась к визиту Ирошникова, то уж не выкатила на всеобщее обозрение свою машину. Его бы тихо взяли и упаковали в подъезде, а машину подогнали бы в последнюю очередь. Скорее всего, на «газике» прикатил пообедать или поужинать какой-то милицейский чин, у страха глаза велики, – старался приободриться Ирошников. Он выкурил вторую сигарету, решая, быть или не быть, уходить ли ему восвояси или смело шагать к подъезду и подниматься на второй этаж.

Нет, идти к Вербицкому – чистой воды безумие. Татьяна могла колебаться целый день, а за Вербицкийь минут до его появления снять трубку и позвонить в ближайшее отделение милиции. Едва ли поймешь женскую логику. А из отделения выслали наряд, который подъехал куда? Конечно же, к самому подъезду. В отделениях мудрить, выстраивая планы хитроумных засад, не станут, им не до того, слишком много рутинной серой работы. Жаль, что все получилось так бездарно. Запустив ладонь в карман, Ирошников пошуршал мелкими купюрами. Задернутое желтыми шторами окно светилось тепло, зазывно.

Ирошников бросил окурок в снег и зашагал обратной дорогой.

– Вот видишь, он не пришел, – сказала Татьяна мужу, когда большая стрелка часов приблизилась к восьми. – Так и чувствовала, что он не придет.

– Значит, занят человек, – зловеще ответил муж. – Значит, дела важные у него.

– А я, как дура, целый день волновалась, места себе не находила, – Татьяна пересела с дивана на кресло, ближе к телевизору. – Боже, как я волновалась. У меня до сих пор что-то внутри дрожит. Интересно, почему же он не пришел?

– Значит, есть для него вещи поважнее денег, – высказал Вербицкий очередное пугающее своей двусмысленностью предположение.

– Сейчас он бродит где-то в ночи, – Татьяна поежилась. – Как я его боюсь. Лишь бы он больше не приходил.

Глава 11

Десятников очнулся от холода, открыл глаза и сел на жестком неудобном ложе, спустив ноги на дощатый пол. Осмотревшись по сторонам, он чуть слышно застонал от резкой боли, отдававшей в затылок и виски, голова закружилась. Десятников сплюнул, растер плевок подошвой ботинка. Где он находится? Какая гнусность произошла с ним? Тупым взглядом Десятников разглядывал лампочку, в конусообразном жестяном абажуре, свисающую с потолка на длинном шнуре, круглый стол и пару стульев посередине комнаты, голые отштукатуренные стены без окон.

Откуда– то тянуло затхлой могильной сыростью и холодом. Еще не понимая смысла проишедшего, он, едва проснувшись, поверил в худшее: влип в какую-то дикую, очень страшную историю. Десятников поднялся с лежака, выяснив, что спал он на собственной дубленке, с подложенными под голову портфелем и пыжиковой шапкой.

Потирая виски, вышел на середину комнаты, сел на стул, обнаружив на столе пачку сигарет и зажигалку. Проворно сорвав целлофановую обертку, он вытащил сигарету, повернул колесико зажигалки и почувствовал, как голова снова пошла кругом после первых жадных затяжек. Скурив сигарету до самого фильтра, он бросил окурок на дно стеклянной баночки, вытянул из пачки следующую сигарету и тут только догадался посмотреть на наручные часы, простенькие, без календаря. Два часа двенадцать минут. Чего два часа, дня или ночи? И какого дня? Сколько времени он провалялся в беспамятстве на этом топчане? Сутки, может, двое суток?