Смерть по вызову

– С чем Ирошникова и поздравляю. Значит, в руках следствия прямая улика, от которой просто так не отопрешься. И после этого он ещё сомневается, ехать ли ему в Питер. Вот дурья голова.

– Он поедет в Питер. Хотя бы на время надо уехать, убраться в тень. Но ручка с инициалами. Ирошников, пока был в бегах, носил её с собой, в кармане куртки. И однажды потерял. Антон долго не мог вспомнить, где именно потерял. Возможно, оставил у одного врача, своего коллеги с подстанции, когда заходил к нему занять денег.

Максименков сосредоточено чесал нос.

– Сегодня можно вспомнить одно, а завтра прямо противоположное. Я утверждаю это, потому что я юрист, адвокат с обширной практикой, и я хорошо знаю людей. Сегодня Ирошников вспомнит, что забыл ручку у своего коллеги. Завтра вспомнит, что оставил её в приемной Государственной думы, куда пришел хлопотать о пенсии для своей покойной бабушки. На третий день ещё что-то всплывет в памяти.

– Значит, вы ему не верите?

– Почему же не верю? – адвокат продолжал чесать нос, который уже приобрел благородный оттенок созревающей сливы. – Очень даже верю. А прокурор этим басням поверит? На месте преступления найдена ручка с инициалами Ирошникова, считай, его визитная карточка. Наверняка уже провели экспертизу, установили, что это именно его ручка. Представь себя на месте прокурора: обнаружен труп, а рядом ручка, принадлежащая человеку, который подозревается, по крайней мере, ещё в двух убийствах.

– Антон тоже так считает, – вздохнул Ларионов.

– Все ясно, как божий день. Дело даже хуже, чем я думал. Чувствую, в прокуратуре уже спят и видят, как наденут на твоего друга браслеты и обработают его на первом же допросе до треска в костях. А им – премия, возможно, внеочередная лычка. Они ждут этой встречи, как ждет любовник молодой минуты верного свиданья.

– Ирошников все это понимает. Но все-таки, чтобы вы знали. На всякий случай Ирошников оставил эту ручку дома у врача со своей подстанции Вербицкого Валерия. Прошу вас, запомните это имя. Возможно – он убийца. Возможно, Вербицкий знает убийцу, как-то с ним связан. Запомните это имя, прошу вас. Ирошников сейчас ничего не может предпринять. Но ведь когда-нибудь настоящего убийцу найдут.

Максименков подозвал официанта, рассчитался за ужин.

– Я уже говорил: всем журналистам нравится играть в детективов. Но хватит впадать в детство. Кстати, Дима, вы неважно выглядите.

– Я простудился, – вздохнул Ларионов.

Максименков встал, протянул Ларионову руку.

– А я ещё немного посижу, а потом в редакцию. Ирошников будет звонить.

Ларионов заказал пива, выпил ещё и еще, но на душе легче не стало. Он сидел на жестком неудобном стуле и шепотом жаловался на жизнь самому себе. Больше жаловаться было некому.

* * *

Максименков вышел из закусочной и, не обращая внимания на месиво из талого снега и грязи, весело прошагал полквартала, свернул в узкий горбатый переулок и впотьмах чуть не натолкнулся на радиатор автомобиля, с выключенными габаритными огнями стоявшего прямо на тротуаре. «Эко меня заносит после пива», – проворчал Максименков, распахнул переднюю дверцу и, усевшись рядом с водителем, шумно выпустил изо рта воздух.

– Фу, кажется, ноги промочил, – сказал он.

– Вам ли жаловаться, – покачал головой Егоров. – Битых два часа просидели в пивной, в уюте и чистоте, ели-пили, а мне даже бутерброда не принесли. Ведь не принесли?

– Не принес, – Максименков испытал укол совести. – Но как бы я объяснил этот бутерброд Ларионову? Дескать, вот беру бутерброд собаку бродячую покормить.

Юрист, помянув собаку, боязливо покосился на Егорова.

– Расскажите, как дела, – попросил тот.

– Отлично, – Максименков остался доволен собой и ждал похвалы. – Просто прекрасно. Ларионов обрадовался этим билетам до Питера, как ребенок. Действительно, в их положении это блестящий выход, просто блестящий. Поэтому и наживку заглотили без колебаний. Между Ларионовым и Ирошниковым все окончательно обговорено. В воскресенье Ирошников девятнадцатичасовым поездом отправляется в Питер. Я набрехал, что на вокзале его встретит мой товарищ, поселит в пустующей квартире, даже с работой поможет. Он только не в восторге от того, что Ирошников стал евреем.

– Это уж какие документы достали. Пусть спасибо скажет, что не стал по паспорту негром.

– Это конечно, конечно, благодарен должен быть, свинья, а он ворчит не по делу, – Максименков расстегнул все пуговицы дубленки, стеснявшей движения. – Но все сработало – это главное. Все от безысходности. Правильно говорят, бедному человеку можно не то, что гнилую автомашину, штопаный презерватив продать можно. Он останется доволен. Только тут безысходность иного свойства.