80  

– Леонид, вы спите? – спросил Сафонов. Он сидел на краю деревянного настила, поджав под себя ноги. Не дождавшись ответа, стянул с ноги носок и, обмахивая им лицо, заговорил сам с собой. – Боже, почему я, человек с высшим образованием, человек, интеллигентный до мозга костей, должен находиться в этом вонючем подвале? Почему так? И почему именно я? Я, поклонник поэтов серебряного века… Для меня имя Тютчева значит больше, чем…

Бирюков не слушал, потому что все свои истории Сафонов рассказывал уже по третьему кругу. Около месяца назад бывший нормировщик в ходе пустяковый кухонной ссоры зарубил родного отца топориком для разделки мяса. И не придумал ничего лучшего, как, смыв кровь с линолеума, засунуть тело под диван. Сам нормировщик сел на электричку и отправился на дачу поливать помидоры, потому что законный отпуск пропадал на корню, и надо было занять себя чем-то полезным. Стояла жара, полив помидоров затянулся надолго. По всему подъезду, с первого до последнего этажа, разошлась сладковатая трупная вонь. Поэтому участковый инспектор в присутствии понятых вскрыл квартиру и обнаружил вздувшийся тронутый разложением труп. Сафонова взяли поутру, когда он в самом добром расположении духа наточил литовку и, засучив штаны, начинал покос росной травы.

– Если бы я нанес только один удар топором по голове, у меня была бы совсем другая статья, – вздохнул Сафонов. – Так сказал следователь. Но семнадцать ударов… Вроде бы тонкость, мелочь… Какая разница один удар или семнадцать? Но для следствия это принципиальный вопрос. Ах, если бы знать заранее. Мамочка, неужели меня сгноят в тюрьме? И все только из-за того, что был не один, а семнадцать ударов? Господи, за что мне это?

– Слушай, – Бирюков приподнял голову. – Попридержи язык, помолчи хотя бы час. Если сам не заткнешься, я тебе помогу.

– Уже заткнулся, – нормировщик прижал руки к жирной груди. Молчание для него хуже телесного наказания.

В тот же день, когда Бирюкова привезли в Москву и засунули в эту камеру, надумали устроить обыск на его квартире. Под вечер выдернули из этой душегубки, посадили в машину. Уже дома следователь Липатов предложил добровольно сдать оружие, валюту и наркотики, если таковые имеются. Бирюков отрицательно помотал головой: «Не имеются». Шмон закончился по ту сторону ночи, опера, не жалея себя, перевернули все вверх дном, но нашли лишь декоративный кинжал с костяной рукояткой, который можно использовать разве что для резки бумаги. Все это время с Бирюкова не снимали наручников, на запястьях образовались черные полосы синяков, а предплечья затекли до полного бесчувствия. Липатов не мог скрыть разочарования. Он повертел в руках кинжал, размышляя, можно ли эту железяку приобщить к делу в качестве улики, доказывающей преступную деятельность задержанного. Уже хотел оформлять протокол изъятия, но в последний момент решил, что улика из ножика никудышная.

На следующий день в следственном кабинете на третьем этаже устроили опознание задержанного Бирюкова неким Сергеем Шаталовым, мальчишкой из ветеринарного техникума. На стулья вдоль стены посадили трех оперов, одетых в штатское, и Бирюкова. Следователь пояснил, что Шаталов стал свидетелем перестрелки на территории брошенных гаражей, в ходе которой были убиты два милиционера и неустановленные следствием кавказцы. Парнишка наблюдал из своего укрытия за одним из вероятных преступников, и теперь ему предстоит указать на того человека, которого ночью видел у гаражей. Шаталов, щуря глаза, будто плохо видел, прошелся вдоль сидящих на стульях людей, внимательно заглядывая в лица. Бирюков одернул рукава спортивной куртки, чтобы парнишка не заметил на его запястьях кровоизлияния от наручников. Шаталов остановился перед опером, сидящим рядом с Бирюковым. Снова прошелся взад-вперед, заложив руки за спину. Встал, снизу вверх посмотрел на Бирюкова. И неожиданно усмехнулся.

«Никого из этих не знаю, – Шаталов повернулся к следователю и отрицательно помотал головой. – Всех вижу первый раз в жизни». Липатов, внимательно наблюдавший за Шаталовым, скорчил кислую рожу. «Сережа, ты посмотри повнимательнее, – бархатным голосом пропел следователь. – Не надо меня разочаровывать. Не торопись, времени у нас много. Тебя никто не подгоняет. Посмотри еще раз, без спешки». Видимо, Липатов возлагал большие надежды на этого малого и на опознание, но козырная карта не сыграла. «Говорю же, первый раз в жизни их вижу», – раздраженно заявил Шаталов и, не спросив разрешения, засмолил сигаретку. Посмотрел на Бирюкова и снова усмехнулся. «Хорошо, все свободны, – объявил Липатов. – Задержанного в камеру».

  80  
×
×