ФАЛЬШАК

После полуночи, заперевшись в студийной каморке, Архипов и его давнишняя любовница Ева Фридман пересчитывали деньги, строили грандиозные планы, повторяя вслух, что дураков не сеют и не пашут, они сами родятся. Раз лохам нравится московская старина, они ее получат. А вырученные деньги… Им найдется применение.

Идея создания собственного художественного салона современной живописи давно будоражила воображение Архипова. Объективно оценивая свои художественные способности, он пришел к выводу, что таких живописцев, как он, хоть в шеренгу станови и строем отправляй в колхоз. Живая линия до Новгорода растянется, а то и дальше. За последнее время он, позабыв амбиции юности, опустился до уличной конъюнктуры: этой псевдо старины, кривых переулков и аляповатых церквушек. Но по части финансовых талантов Бог Архипова не обделил. Ясно же, богатых людей становится все больше, живопись из кустарного ремесла превращается в большой бизнес. Кто раньше усвоит эту аксиому, тот больше заработает. Нужно хватать кусок, пока не схватили другие. Архипову за последний год удалось хорошо подмолотить на своей мазне, и дача покойных родителей в Кубинке ушла за астрономические деньги.

Еще в середине лета он начал переговоры с неким Сафоновым, занудливым и капризным стариком хозяином магазина «Букинист», находившимся в центре Москвы рядом с Бульварным кольцом. «Букинист» занимал часть первого этажа пятиэтажного кирпичного дома, в другой половине находился магазин «Дары моря», источавший на всю округу непередаваемое зловоние протухшей трески и запах отгоревшего пожара. Год назад здесь в подсобном помещении вспыхнуло пламя, когда кладовщица бросила на обогреватель свой рабочий халат. Пожар ликвидировали своими силами, убытки списали. Огонь тот давно отгорел, а вонь осталась. В магазин косяками валили то пожарные, то санитарные инспектора и безбожно штрафовали хозяйку. С пожилой женщиной, владевший «Дарами моря» удалось договориться и сойтись в цене, заведение приносило больше огорчений и убытков, чем прибыли.

Проблем с букинистом Сафоновым, лишенным коммерческой хватки, прогоравшим на своих лучших начинаниях, поначалу тоже не предвиделось. Сафонов быстро впадал в нищету, его магазин влачил жалкое существование, утопал в макулатуре, пропахшей несвежей рыбой. Но хозяин никак не хотел уступить в цене, вел долгий мелочный торг за каждых грош, и в сражениях за деньги одерживал победу измором.

«Этот старый педераст доведет меня до самого края, – диким голосом орала Ева Фридман, закончив пересчитывать дневную выручку. – Уже довел, сука, мразь поганая. Я просто приду в его крысиную нору с топором. И башка этого недоноска покатится под стеллажи». «Ну, что ты, дорогая, – верхняя губа Архипова начинала мелко дергаться, как у кролика. Угрозам Евы он верил. – К чему такие крайности? К чему эта мокруха, которая ничего нам не даст. Кроме срока с конфискацией». Глаза Фридман горели на бледном лице, как раскаленные угли, жесткие черные волосы вставали дыбом, как у ведьмы на шабаше. В такие минуты Архипову казалось, что девушка под складками длинной юбки прячет мясной топор, изъеденный кровавой ржавчиной, и хоть сейчас готова перейти от угроз к действиям. Значит, жизнь несчастного букиниста повисла на волоске. Когда Архипов заглядывал в глаза своей любовницы, начинало казаться что и его собственная жизнь болтается на тонкой веревочке, которая вот-вот перетрется. И по спине пробегала стайка муравьев.

В сентябре Ева неожиданно исчезла из его жизни, с каким-то артистом подалась в теплые края и долго не возвращалась обратно. В глубине души Архипов радовался, что это болезненная порочная связь, которой он почему-то стыдился, хотя бы на время оборвалась. Истеричной нимфоманки Евы больше не видно на горизонте.

Дело с букинистом начало медленно сдвигаться с мертвой точки, старик уступил какие-то гроши, предупредив, что это первая и последняя жертва с его стороны. Архипов набрал долгов, и уже был готов ударить по рукам. Но вовремя подготовил смету реставрации и ремонта помещения. Каким же дураком он оказался. Только на обустройство подземного хранилища уйдет вагон денег. Он век не расплатится с долгами. А картинная галерея станет не культурной меккой московской интеллигенции, превратится в место пьяных посиделок, где будут собираться всякие непризнанные гении, поливать помоями людей, которые чего-то добились в жизни, и спорить о своем месте в современном искусстве. Бездомные живописцы станут спать вповалку прямо на досках пола, а центральное место в этой тусовке займет Ева Фридман, которая станет отдаваться мужикам в порядке живой очереди. Самому трезвому, самому талантливому, самому пьяному… Или всем сразу.