Прыжок в темноту

– Вы кто? – спросила Совкова.

Колчин поздоровался и шагнул в сторону, пропуская вперед Мамаева.

– Седых не заезжал? – Мамаев, перепрыгнув ступеньки крыльца, вбежал в комнату, встав на домотканый коврик, стал бешено вращать глазами. – Я спрашиваю, Гришка приезжал?

Совкова облегченно вздохнула: свои.

– А когда он должен был приехать? Я думала, вы вместе…

– Она думала, – передразнил Мамаев.

Сорвавшись с места, он кинулся в соседнюю комнату, запутался в цветастой занавеске, повешенной в дверном проеме. Сорвал ее с гвоздей, бросил на пол и сгоряча припечатал ногой.

– Черт, мать твою…

Влетев в спальню, отодвинул от стены продавленный диван. Перебравшись через него, оторвал плинтус, державшийся на одном гвозде. Вытащил кусок половой доски, все еще надеясь на чудо. Двери в поселке не запирают. Возможно, Гришка заскочил на минуту, когда его сожительницы не было дома. Заскочил, чтобы оставить записку. И уехал. Присев на корточки, Мамаев сунул руку вниз, вытащил целлофановый пакет с деньгами. Пошарил ладонью в темном тайнике. Ничего, кроме мышиного дерьма. Хозяйка пошла следом за гостем, молча наблюдая, как он что-то ищет под полом.

– Ни хрена, – вздохнул Мамаев. – Но есть еще одно место, где можно поискать.

– Что за место?

– На милицейской карте обозначены все колодцы. Возле одного из таких колодцев стоит ничейный домишко. Там на ночь иногда останавливаются проезжие шофера. Денег за постой платить не надо. Было время, когда мы с Седых почти месяц жили в той хибаре. Я так думаю, что он завернул туда.

– Далеко отсюда?

– Верст двести. Поедем?

Колчин не ответил, тронул женщину за плечо, попросил воды, залить в радиатор.

– И мне бы еще кусок веревки.

– Удавиться? – оскалился Мамаев.

– В милиции отобрали ремень, – объяснил Колчин. – Теперь штаны спадают. Найдется?

Совкова молча кивнула головой и пошла на двор, Колчин увязался за ней. Мамаев, приладив половую доску на место, вернулся в большую комнату, сел за стол, вытащил из пакета толстую пачку денег, перевязанную ленточкой. Смахнул на пол горку риса, слюнявя пальцы, начал считать купюры, дважды сбивался со счета. И начинал заново. Когда хозяйка с Колчиным вернулись в комнату, на столе лежала стопка бумажных денег. Мамаев стоял возле люльки, прищурив глаза, пристально всматривался в лицо младенца.

– Когда родила? – повернув голову, спросил он.

– Уж три месяца.

– Надо ехать, – сказал Колчин. – Поторапливайся.

Совкова нервно терла чистые руки фартуком. Заметив деньги на столе, не могла оторвать от них взгляда. Мамаев ниже склонился над кроваткой, поправил мятую распашонку.

– Пацан? Сам вижу, что пацан. А ты случаем не нагуляла мальца от залетного шоферюги?

– Гришкин, – ответила Совкова.

– Вижу, что Гришкин. Теперь вижу.

Младенец мотал головой, пускал слюни и задирал кверху голые ножки. Мамаев улыбался, будто именно он, а не Гришка, доводился мальчику отцом.

– Ах ты засранец такой, – Мамаев сунул в крохотную ладошку свой указательный палец, красный, покрытый бородавками и царапинами. – Держи.

– Ну, долго ты еще? Нам надо ехать.

Мамаев выпрямился, шагнул к двери. Но неожиданно остановился, повернулся к Совковой.

– Ты вот что, – сказал он. – Не знаю, получится ли у Гришки вернуться сюда. В обозримом будущем.

– Его снова посадили? – Совкова опустила беспокойные руки. – Надолго?

– Не знаю, где он, – покачал головой Мамаев. – И когда вернется, не знаю. Влипли мы с этим Воловиком. Напрасно к нему подались. Ты заверни нам пожрать что-нибудь. А то живот урчит, как паровой котел.

Совкова нырнула в закуток за печкой. Чем-то загремела, вернулась с двумя кукурузными лепешками, завернутыми в серую марлю. Мамаев полез в карман, достал свою половину денег, бросил их на стол.

– Это ребенку, – сказал он. – Хотел своему пацану отправить. Но он у меня того… Он у меня уже взрослый.

Колчин открыл рот, чтобы снова поторопить Мамаева, но услышал сухой треск автоматной очереди. Выскочил на крыльцо. Ударила вторая очередь, длинная. Колчин прислушался, стреляли где-то рядом.

– К машине, – закричал он. – Садись за руль.

Колчин выскочил в калитку, открыл багажник «Волги», достал карабин. Залез на заднее сидение. Мамаев сел за руль, рванул с места.

***

Решкин примчался на площадь, где сходились три поселковые улицы, долго осматривался по сторонам, к своему удивлению не заметил ни одного человека. Посередине площади торчал одинокий столб, на макушку которого зачем-то присобачили ржавый репродуктор. Справа дом с плоской крышей, на двери которого пудовый навесной замок и вывеска "Поселковый клуб «Восток». Рядом с клубом низкая дверь в продуктовый магазин, больше похожая на крысиную нору.