Награда для Иуды

Дежурный врач оказался пьян, но на ногах еще держался. Возиться, пришивать отрезанный язык, ему не хотелось. «Ничего, – врач дыхнул на Закирова свежим перегаром. – Я ему зашью пасть. А уже через две недели он сможет потихоньку блеять на допросах. Ведь отрезана только треть языка, не весь. Понимаете? А вам нечего ножницы разбрасывать, где попало». Врач выбросил отрезанный язык, обложенный кубиками льда, в мусорную корзину и отправил Дормидонова в операционную.

Закиров вернулся в прокуратуру и долго ползал с тряпкой по чужому кабинету, смывая кровавые лужицы, потому что уборщица здесь появится не раньше вечера понедельника. Сегодня перед допросом Елисеева следователь обнаружил, что на столе и подоконнике остались кровавые пятна, не замеченные ночью, а на полу виднелись багровые разводы.

***

– Когда вы в последний раз виделись с покойным братом? – Закиров раскрал блокнот и прошуршал страничками.

– Это не имеет значения, – неожиданно заявил Елисеев. Голос звучал хрипло, с надрывом.

– Что-что? Не понял.

– Я говорю, это не имеет ни малейшего значения.

– Вот как? – Закиров под столом скинул тесноватые ботинки и с наслаждением пошевелил занемевшими пальцами. – Очень интересно.

– Ничего интересного, – прохрипел Елисеев и потянулся к графину с водой.

Несколько минут в кабинете стояли тишина, которую нарушали автомобильные гудки на улице. Закиров постукивал по бумагам кончиком ручки. Страховщик о чем-то думал минут десять. Наконец Елисеев открыл рот и заявил, что расскажет все, что знает, но для начала хочет обговорить некоторые условия и получить гарантии. Во-первых, он настаивает на отмене проверок финансовой деятельности страховой компании, изъятии печатей и штампов, допросах сотрудников, а также временном аресте банковских счетов. Если сейчас на него разом навалятся милиционеры и налоговики, бизнес, выстроенный им, скорее всего, уже не спасти. Во-вторых, Закиров должен пообещать, что Елисееву, помогающему следствию, в будущем не предъявят никаких обвинений по уголовным статьям.

Закиров решил, что страховщик провел пару бессонных ночей, обдумывая предстоящий разговор, линию поведения. Он наверняка принимал какие-то решения, снова думал, давал задний ход, что-то решал, колебался… И черт знает, чем кончились бы душевные метания страховщика. Но сейчас, это видно без лупы, Елисеев до поноса, до головокружения испугался капель запекшейся крови и бордовых разводов на полу. Он выглядел совсем паршиво, как подыхающий таракан. Того и гляди в обморок грохнется.

– Условия принимаются, – Закиров сурово свел брови, стараясь скрыть торжество. – Ваша свобода и финансовое благополучие в обмен на правду. Сегодня суббота. И вам, и мне торопиться некуда, поэтому давайте вспоминать все, как было, с самого начала. Но если вы снова начнете вола крутить, наши добрые отношения закончатся, еще не начавшись.

– Я не стану крутить никакого, как вы метко выражаетесь, вола, – ответил Елисеев. – Начну с середины. В марте нынешнего года в мой кабинет явился Василий Онуфриенко, вор рецидивист по кличке Кривой. И сделал предложение совершенно неожиданное, даже дикое. Он сказал, что на зоне под Иркутском содержится некий Виктор Барбер, получивший длительный срок за убийство милиционера и хранение оружия. Так вот, этот Барбер нагрел «Каменный мост» более чем на два миллиона долларов. Я еще подробно расскажу о Барбере и механизме его афер, но для начала вернемся к Онуфриенко. Так вот, Кривой сообщил, что деньги Барбер вернет их законным хозяевам, то есть «Каменному мосту», но при том условии, что мы вытащим его с зоны, то есть организуем побег…

– Подождите, – остановил Закиров, почувствовав странный зуд в ладонях. Так случалось, когда вдруг на пустом месте вырастало громкое уголовное дело, даже не дело, а настоящая бомба с часовым механизмом. – Если вы не против, показания запишем на диктофон. А потом оформим все на бумаге. Согласны? Договорились? Вот и прекрасно. Вы курите, не стесняйтесь, а я пока размотаю провода и запущу эту шарманку. Разговор, чувствую, у нас будет долгим. И содержательным.

***

Мальгин полчаса топтался возле распахнутых ворот гаражного кооператива, который некогда был построен для членов одного из столичных творческих союзов. Здесь держали свои машины певцы, композиторы, поэты песенники и даже два администратора «Москонцерта». С годами боксы не раз меняли своих владельцев, их сдавали в аренду, перепродавали, теперь о прежних хозяевах и навсегда ушедших годах напоминало лишь красивое название – «Соната».