5  

Ван Хеллен, пошатнувшись, остановился, затем обессиленно опустился на колени, позволяя другу разомкнуть коль, по рук и мешковато сползти с его спины.

— Даже не думай, Ник. — Побелевшие губы Доминика вытянувшиеся в тонкую бескровную линию, мелко дрожали. Страх и ненависть били через край, чувства рвались наружу изливаясь в непроизвольном сокращении мышц, выходили с мутным взглядом выцветших от усталости глаз, с резкими движениями непослушных пальцев, меняющих пустой магазин импульсного автомата.

Астафьев неуклюже отполз вбок, под защиту поваленного древесного ствола.

Та самая поляна… — внезапно понял он, разглядев знакомые зарубки. От свежих воспоминаний захотелось взвыть. Неужели всего пять дней назад они останавливались тут, чтобы сменить скафандры на боевую экипировку, — сильные, здоровые, полные решимости пойти до конца и победить…

Слезы катились по щекам. Парализованная нога зацепилась за ветку, и он вдруг не выдержал, — скрипнув зубами, достал термическую-гранату, сжал сенсор активации и хрипло выкрикнул:

— Уходи, Доминик!

Сзади послышался шорох, цепкие пальцы впились в плечо, над самым ухом раздалось частое прерывистое дыхание, и, вторя ему, сипло зачастил ИПК[3], срубая длинной очередью подкравшихся почти вплотную врагов.

Титановые шарики крошили хитин, рвали чуждую плоть, визгливо рикошетили, срубая ветки с мертвых деревьев черного леса…

— Бросай!

Астафьев почувствовал, как ИПК с дрожью выплюнул остаток боекомплекта и смолк.

Сейчас… Сейчас они встанут…

Замах получился слабым, продолговатый цилиндрический корпус гранаты пролетел с десяток метров и, стукнувшись о ствол дерева, отскочил назад.

Ван Хеллен навалился на Николая сверху, вжимая его лицом в хрусткое крошево из сломанных ветвей и похожих на кремниевые чешуйки листьев.

Впереди раздался приглушенный хлопок, и внезапно взъярилось белое, ослепительное пламя. Жар волной прокатился над самыми головами; Доминик ощутил, как изодранная куртка начинает съеживаться на спине, но ствол поваленного дерева все же укрыл их от близкого разрыва термической гранаты.

— Там скафандры… — Ван Хеллен изогнулся, освободив Николая. — Ползи!

Астафьев не смог ослушаться. В хриплом голосе Доминика клокотала нечеловеческая ярость, не оставляя места для «но», — это был приказ, и Николай, минуту назад готовый распрощаться с жизнью, подчинился, пополз, хватаясь руками за выпирающие, узловатые корни Чужих деревьев, подтягивая наполовину парализованное тело, пока не увидел зарубку, указывающую место, где они спрятали скафандры.

Сзади вновь ударил ИПК.

Ван Хеллен вытащил его.

Память Николая сохранила лишь смутные, полубредовые обрывки воспоминаний об их трудном пути через зону разгерметизированных отсеков до первого шлюза, за которым начинался человеческий сектор.

По-настоящему он пришел в себя спустя месяц, уже после ампутации ноги.

В обширном отсеке, громко именуемом «госпиталь», царствовала автоматика. Тишину помещения нарушали лишь вздохи работающих механизмов да тонкий писк контрольных сигналов, глаза неприятно резал стерилизующий ультрафиолет специальных ламп.

Раньше, до ранения, Николай никогда не заходил сюда — не было нужды, да и побаивался, и вот теперь он оказался в полном одиночестве, наедине с таинственными машинами, сохранившимися в разрушительных столкновениях прошлого.

После Внешней Атаки и единственно полномасштабного сражения людей и ксенобиан, которое привело к трагическим последствиям для обеих сторон, выжившие стали с недоверием относиться к уцелевшим машинам. Здесь возникал парадокс — жизнь без участия автоматики была попросту немыслима, но в то же время никто не следил за кибернетическими устройствами — их предпочитали воспринимать как данность, нечто сосуществующее параллельно…

И все же полностью проигнорировать компьютеры, связанные с системами жизнеобеспечения, не могли ни люди, ни ксенобиане…

…Он то проваливался в короткий сон, то вновь просыпался, быстро утомляясь от бодрствования, — такое состояние длилось долго, никто не заходил к нему, но иначе и не могло быть: медицинские отсеки пользовались дурной славой, здоровых людей автоматика попросту игнорировала, а раненые или больные либо вообще не возвращались отсюда, либо хранили молчание, не в силах объяснить, что с ними проделывали таинственные машины.


  5  
×
×