Мадина, подумал я, эта Мадина может быть в самом деле каким-то ключиком. Леди Элинор всю мощь своего волшебства употребила на самое важное с точки зрения женщины: чтоб морщин ни-ни, целлюлита, всегда юная кожа, никакой седины, тонкая талия, упругая грудь, цветущий вид, а уже на платья и украшения сил не хватило. Или хватает, но что можно создать без волшебства, то и нужно создавать без него: неча дорогую магию тратить на то, что портнихи и швеи сошьют без труда.
Даже одевается, если во что-то сложное вроде корсетов с завязками и шнурками на спине, леди Элинор с помощью служанки. Может быть, даже Адальберт помогает, ну никак не могу определить его функции. Как телохранитель он ни к чему, враг вообще не попадет на остров, да и всякого, у кого дурные намерения по отношению к ней, леди Элинор должна чуять сама. Если даже я научился чуять, то у нее, профессионалки, это должно происходить в одно касание.
Ипполит сказал с разочарованием:
– Какой-то ты молчун, дружище!.. Ладно, пойдем телеги разгружать, там, может быть, разговоришься. Говорят, хорошее вино привезли…
Я поднялся, развел руками.
– Сожалею, Ипполит. С удовольствием пошел бы разгружать телеги, особенно с вином, но хозяйка приставила меня к этому старому хрычу Уэстефорду. Не знаешь, он в самом деле что-то может?
Он пожал плечами.
– Конечно, может. Но самые крохи. В основном он составляет снадобья для хозяйки, а сам почти не колдует. Колдовать – еще уметь надо!
– Все надо уметь, – сказал я со вздохом. – И почему ничего само не делается?
Они посмеялись мне в спину, я заспешил наверх, свернул к лаборатории Уэстефорда. Старик старательно переписывал из толстой книги в латунном переплете закорючки, причем переносил их на глиняную табличку. Закончив, произнес два слова, сырая глина на мои глазах застыла, превратилась в нечто сухое и явно твердое. Думаю, это даже не высохшая глина, а что-то вроде керамики. Может быть, металлокерамики или настолько перестроенной глины, что прочнее титановой обшивки.
– Великолепно, – произнес он, очень довольный. – Вот что я называю безупречной работой!
– Красиво, – подтвердил я подобострастно. – Это чтобы увековечить умность, да?
К моему удивлению, он отмахнулся.
– Умности пусть остаются в книге. А эта пластинка теперь будет собирать и впитывать рассеянную по Вселенной магию. Пусть крохи, но за годы насобирает… а если еще сделать таких пару, то леди Элинор будет нами довольна. Понял?
– Понял, – ответил я поспешно. – А если таких сделать сотню?
Он поморщился:
– Вообще-то есть ограничения, эти пластины почему-то не любят друг друга… но, я слышал, иные великие чародеи сумели как-то обойти этот универсальный закон. А ты не стой с раскрытым ртом, вот тебе пестик, вон ступа. Сперва измельчишь вот те два камня на мелкие, потом разотрешь их в порошок. Знаю, трудно, но разве тебе не легче, чем мне?
– Все сделаю, – заверил я. – Муравей тоже трудился, но, правда, пути господни неисповедимы…
Он не понял, до стариков всегда доходит медленно, да и не слушал, отвернувшись к своим тиглям.
Вообще-то незачем обезьяне трудиться, если уже стала человеком, но у колдунов и женщин нет логики. Я рассмотрел камни, крупные кристаллы, прочность, как у алмазов, а я не последний дурак, чтобы пытаться их атаковать в лоб. Повертел, поискал уязвимые точки, Уэстефорд уже начал покрикивать, подозревая в лености, наконец я взял молоток и несколько раз стукнул в те места, где линии атомарной решетки должны сходиться, как я их представляю, в узлы.
Раздался хруст, один алмаз раскололся красиво и ровно, блистая отполированными внутренностями. Уэстефорд вскинул брови и подошел ближе. Я ударил еще несколько раз, раздробил на более мелкие фрагменты, все ссыпал в ступку и взялся за пестик. Уэстефорд смотрел на меня внимательно.
– Ты когда-нибудь раскалывал такие камни?
– Нет, конечно, – ответил я удивленно.
– А откуда ты знал? Я, к примеру, тратил столько сил…
Я ухмыльнулся:
– Это потому, ваша милость, что вам не приходилось дрова колоть. Вы бы знали, что надо колоть вдоль волокон, а не поперек! А если сучок попадется, то и там надо знать, как обойти… У вас эти камни без сучков?
Он все еще смотрел на меня с удивлением, но на лице проступила досада, что сам не додумался до такой простой вещи.
– Ладно, – сказал он наконец, – закончишь перетирать в пыль – возьмешься за эту кору. Она уже высушена. Не смотри, что слизь, это не слизь.