Я бережно подставил ладонь, пузырь опустился, трепетный и невесомый, я постарался ощутить его вес, не сумел, потрогал осторожно кончиком пальца. Пленка чуть подается, я ежесекундно ждал, что лопнет, брызнув мылом в глаза, однако шар остается цел. Осмелев, да и видя ехидную усмешечку леди Элинор, я пощупал уже увереннее. Потом совсем грубо, шар протестующе скрипит, словно сухая шкура, слегка прогибается, но самую малость, однако даже ногтем не удается проткнуть эту странную пленку.
– Удивительно, – пробормотал я. – Наверное, красиво будет, если раскрасить и запустить высоко, чтобы поднялись над замком!
Она нахмурилась.
– Высоко? Их не удается заставить лететь ввысь.
– Жаль, – сказал я. Огляделся по сторонам. – Эта пленка… она горючая?
– Нет. А что ты…
Я поднес обеими руками шар к свече, подержал самую малость над пламенем, каждую секунду ожидая, что лопнет, однако ничего не случилось. Затем я просто выпустил шар из рук, он начал медленно подниматься. Леди Элинор смотрела выпученными глазами, а когда шар достиг высокого свода, воскликнула:
– Как?.. Так ты волшебник?
– Я мужчина, – ответил я скромно, – знаю, что теплый воздух поднимается вверх, а холодный опускается вниз. Вы, конечно, такое не знаете, вас другому учили…
Она спросила быстро, все еще не понимая и посматривая то на меня, то на шар, что перекатывался по своду:
– При чем здесь…
– Восходящие потоки, – объяснил я. – Почему дым из трубы поднимается вверх? Почему орел может парить, всего-навсего раскинув крылья?..
Она пробормотала:
– В самом деле?.. А ведь действительно никакого волшебства…
– Знание – сила, – ответил я скромно. – Сейчас воздух в шаре остынет, сравняется с температурой того, что вне шара, и тогда начнет опускаться. Оболочка хоть малость, но весит.
Леди Элинор подняла взгляд, и шар, словно повинуясь ее воле, начал медленно снижаться. Она вздохнула.
– Однажды я видела такие же шары, но только огромные… В самых маленьких пламенели дивные цветы, а в самых крупных я увидела такие сказочные деревья, что сердце едва не остановилось от счастья! Эти шары плыли со стороны океана над волнами. Их было множество: десятки, даже сотни… Они двигались не спеша, величаво, но некому было любоваться их невиданной красотой. Я тогда стояла на вершине утеса и смотрела в океан. Если бы не эти шары, я бы, наверное, бросилась в волны, так мне тогда было худо… Шары подплыли наконец к нашей Великой Стене и, не останавливаясь, начали подниматься, все так же медленно и красиво. К каменной стене не прикасались, как раньше не касались волн. Я стояла вся не своя, ощущение красоты нахлынуло с такой силой, что я, не помня себя, не отрывала взгляда, пока они не поднялись до самого гребня, я увидела их на расстоянии протянутой руки, но коснуться не смогла, зато во всех подробностях рассмотрела прекрасные цветущие деревья… Я раньше видела только как цветут яблони, груши, вишни, еще кустарники, но ветви этих деревьях настолько усыпаны цветами сказочной красоты, что мое сердце едва не разорвалось от счастья видеть такое, я плакала, что-то говорила, пела и смеялась, а когда опомнилась, я была уже далеко от скал и моря. А шары все удалялись, постепенно поднимаясь в воздух, а я бежала за ними, пока могла видеть…
Она порывисто вздохнула, лицо стало печальным, но не подурнело, а как бы чуть очеловечилось.
– Кто-то придумал хороший вид транспортировки, – согласился я. – Наверное, торгует цветущими деревьями.
Она покачала головой:
– Скорее, один маг посылает другому. Чтобы тот посадил в своем саду, а заодно и увидел силу чар посылающего.
– Не всегда же чародеи дерутся, – поддразнил я.
– Всегда, – возразила она.
– Но мог же он послать эти цветы женщине? – спросил я. – Был бы я чародеем, всегда посылал бы через океаны и моря цветы любимой женщине. Не убитых же оленей ей посылать! Или срубленные головы врагов.
Она хмыкнула:
– Как раз такие подарки делают чаще всего.
– Не знаю, – возразил я, – но в моем спокойном краю женщинам дарят цветы.
Она посмотрела на меня в задумчивости, вздохнула.
– Ты достаточно осведомлен о жизни господ, – заметила она. – А говоришь, что только однажды был в замке!
Мне почудилось в ее ровном голосе подозрение, я ответил с обидой:
– Ваша милость! А при чем здесь замок? В нем я был один раз, а вот сами господа не раз проезжали через наше село то на охоту, то на отдых в лес… у них была такая дурь – отдыхать в лесу! Как будто в замке не лучше. И еще приезжали смотреть на курдлей. И когда у вдовы Джона родилось сразу пятеро, господа приехали и решали: от нечистой силы это дети или же кузнец из-за речки постарался… Ваша милость, мы люди простые. Неграмотные, – ума нам от природы дадено мало, зато чувствительности много! Вот что я вам скажу: у вас какая-то беда, но ведь жизнь продолжается, ваша милость… Жизнь продолжается. Что бы ни случилось, нельзя всю жизнь убиваться. Иначе бы людей на земле вовсе не осталось!.. Надо жить, ваша милость.