Ричард Длинные Руки – граф, Стр. 120

– Дик, к хозяйке!

– А может, в самом деле лучше было назваться Фигаром? – пробормотал я.

Я вбежал в ее покои, запыхавшись и всячески выражая рвение и преданность. Леди Элинор воссидит, почти возлежит – в роскошном кресле, томно откинувшись на спинку. На голове что-то египетское, что переходит в такой же золоченый нагрудник, такой же золотой пояс, то есть множество золотых блях на широком кожаном ремне, от пояса вниз белая юбка из дорогой материи, но выше пояса…

Я постарался еще от двери смотреть тупо, не проявляя интереса. Верх платья леди Элинор из тончайшей вуали, или как ее там, отчетливо вижу великолепную грудь с алыми нежными ореолами и пупырышками сосков, между двумя полушариями можно проложить карандаш, не упадет.

Она рассматривала меня из-под приспущенных ресниц, перед нею на простых стульях застыли Адальберт и Винченц.

На мой топот Винченц все же обернулся, поморщился, Адальберт поднял глаза к потолку и вздохнул.

– Ваша милость, – спросил Винченц, – зачем этот дурак?

– Это дурак из свернутых земель, – бросила волшебница. – Дурость в одном может оказаться не дуростью в другом… Кстати, единственный пленный – его заслуга!

– Случайность, – буркнул Винченц. – Столкнулись два дурака лбами.

Она холодно улыбнулась.

– Пусть послушает. Возможно, случайно еще что-то подскажет. Дураки не видят, что под носом, но иногда соображают, какая погода будет завтра. Стой там, Дик!.. Слушай, но, пока тебя не спросят, рот не разевай.

Я встал на указанное место и кивнул, всем видом показывая, что даже сейчас у меня рот уже на замке, молчу, как рыба об лед. И хотя молчание – единственная вещь из золота, не признаваемая женщинами, но, чтобы слышать других, самому нужно молчать, а мне важнее кое-что услышать, чем самому распускать перья.

И вообще мне, как умному человеку, хоть и рыцарю, часто приходилось раскаиваться в своих словах, но ни разу я не пожалел о том, что промолчал.

Некоторое время гнетущую тишину нарушало только всеобщее молчание, наконец Винченц пошевелился с таким усилием, что я услышал скрежет суставов.

– Ваша милость, – проговорил он тяжело. – У нас погибла почти половина воинов. Остальные ранены, некоторые очень тяжело.

Она отмахнулась:

– Раненые к утру будут здоровее нас. А кто погиб… что ж, зато до этого они не знали забот, только играли в кости да щупали служанок. Кто выбирает беззаботную жизнь стражника, тот знает, что его могут когда-то убить. Пошли в села вестника, что снова набираем новых стражников. Увидишь, будет по двадцать крепких молодых крестьян на каждое место. Главное же, барон Кассель погиб…

Винченц и Адальберт переглянулись, на их лица набежала тень, тут же выпрямились и снова уставились в ее лицо преданно и ожидающе. Она помедлила, Адальберт сказал вопросительно:

– Беспокоитесь насчет сына Касселя?

– Беспокоюсь, – согласилась она.

– Но он в плену у Валленштейнов!

– Герцог его бы не отпустил, – проговорила она задумчиво. – Даже Изабелла… Но кто знает, как поступит этот незаконнорожденный?

Винченц сказал грубо:

– А тому какой смысл отпускать?

– К примеру, чтобы насолить мне, – проговорила она все также размышляюще. – Он понимает… должен понимать, что сейчас этот Митчелл больше враг мне, чем ему. Его он взял только в плен, а я убила его отца.

Они снова переглянулись, каждый жаждет сказать, что это он сразил в поединке грозного барона, тем более что таинственного серебристого рыцаря уже нет, но снова смолчали, хотя момент подходящий: мол, на вас вины нет, это мы его так, однако же неважно, кто из подданных убил, – отвечает всегда вождь. Как и награды получает он.

Винченц сказал напористо:

– Голову даю под топор, что каким бы дураком ни был тот незаконнорожденный, он не выпустит баронского сынка.

Она подумала, неожиданно кивнула:

– Я тоже так думаю. Кем бы он ни был, но он не настолько изощрен в подобных тонких играх. Что захватил, то будет держать. Сейчас он будет спешно укреплять свою власть в замке, это же большая крепость, ему нужно набрать гарнизон, а где взять людей?.. Меня больше беспокоят остальные лорды. Но, правда…

Она замолчала, победно улыбнулась. Адальберт подхватил:

– После этого жестокого урока все присмиреют! Кассель был не только отважным воином, он был еще и хитрой лисой, что трижды просчитывал все успехи и все возможные провалы, любой шаг. Если уж он погиб так бесславно, то им тоже не светит…