Ричард Длинные Руки – граф, Стр. 115

Почему-то страшась оглядываться на эту злобную полоску, я долго прислушивался ко всему, что в холле. Пусто, но почему-то не оставляет странное чувство, что некто тоже затих и наблюдает за мной испуганными глазами. Гунульф, подумал я, вспомнив домового. Нет, как зовут домового, не знаю, а Гунульф – это кто-то из старых хозяев замка…

Видимой опасности пока нет, привидения еще спят, никакой Лиловой Плесени не видно, пересилил себя и, тихо-тихо отодвинув засов, выглянул наружу.

В десятке шагов от ворот слабо горит костер, поленья прогорели, багровеют крупные уголья, а двое часовых бесстыдно спят, привыкшие, что за века на этот замок никто и никогда… А то, что случилось, понятно, больше не повторится, сама леди Элинор заверила всех.

– Мертвое, – проворчал я, – это хорошо убитое живое… Предыдущий состав дорасслаблялся.

Под ногами с такой мощью хряснуло, будто переломили Мировое Дерево. Я присел, оглушенный, снизил чувствительность до нормы, со злостью пнул крохотную былинку, ну и сволочь, могла заикой сделать, снова покрался вдоль стены.

В лунном свете заблестели черные развалины часовни, я ужом проскользнул к своей плите, с еще большим трудом приподнял, то ли я слабею, то ли она растет, что вернее, выгреб доспехи, меч, молот, лук, тщательно уложил в мешок, увязал и, зачем-то положив плиту на место – аккуратный, наверное, – так же перебежками заспешил обратно.

От костра такой храп, что я, обнаглев, пошел почти напрямую. Между стражами лежит на боку кувшин из-под вина, я уловил терпкий запах красного винограда, рассмотрел стражей и понял, что это очень сильные люди, просто супермены, ибо слабые спят лицом в салате, сильные – в десерте, а эти уже в том, что побывало десертом.

– Солдат спит, – прошептал я сам себе, – служба идет.

Мелькнула мысль, что, когда солдат бежит, служба все равно идет. Не знаю, что за психика у людей, но после такого наглого нападения я бы неделю не спал, проверял и перепроверял все запоры, поставил бы сигнализацию, а здесь чересчур уж надеются на магическую мощь хозяйки. Но ведь известно, что орудия нападения совершенствуют по мере совершенствования защиты…

Конечно, большинство людей великолепно спит в Варфоломеевскую ночь, но во что им это обходится?

Я прокрался в холл, прислушался, странное ощущение, что в зале кто-то все-таки был, слабые остатки запаха пота и лука, но такая тишина, что я поскорее скользнул в челядную, на цыпочках пробежал к двери чулана, петли смазаны, тихохонько скользнул вовнутрь. Христина спит на боку в той же позе, только вместо моего плеча подложила под щеку поверх свернутого мешка ладошку.

– Спи-спи, – прошептал я. – Кому не спится в ночь глухую?.. Это я себя так ласково, дорогая. Сам понимаю, заслужил. Но что делать, я ж паладин… мать его так, не рыцарь, которому по фигу Отечество!

Самое трудное было запихать мешок с оружием и доспехами под старую рухлядь и тряпки, ибо пришлось перелезать через Христину, в тесном пространстве не развернуться, но сумел, все сделал, справился, перевел дыхание. А Христина повернулась на спину, что-то пробормотала во сне, раскрасневшаяся, теплая, даже горячая, груди не отвисают, а снежно-белыми полушариями с ярко-красными сосками смотрят в потолок… да ни фига не в потрлок, на меня смотрят с недоумением.

Я сжал челюсти так, что заломило в висках, задержал дыхание и отступил к двери, пожирая глазами молодое сочное тело. А вот не поддамся дедушке Фрейду. Задавлю обезьяну… не совсем, конечно, а так, до возвращения.

В людской похрапывание, сонное бормотание, я закрыл двери и, тихохонько пробежав через холл на цыпочках, так же бесшумно взлетел по лестнице. Запаховое позволяет видеть все, что наверху, разве что на удава едва не наступил: и чистенький, гад, и температура тела как у окружающей среды, замаскировался, сволочь.

Дверь, ее леди Элинор открывает одним словом с расстояния пяти шагов, я отодвинул с трудом, упершись плечом. Подалась с такой неохотой, словно я толкал сейфовую дверь в хранилище золотых слитков. В ноздри ударили мощные запахи, голова пошла кругом от обилия цветов, глаза лезут из орбит, высматривая магические ловушки. Сердце ликующе екнуло: ни одной, все подстерегают неосторожных только в коридоре. В огромном зеркале все та же малахитовая стена, хотя узор вроде бы другой…

Я наконец заставил себя двигаться, осторожно перемешался вдоль стен, осматривал артефакты, стараясь не прикасаться вовсе, а если какой и брал в руки, то клал на прежнее место в том же положении.