— В амфорах, — подсказал я. — За столько лет разве не превратилось в уксус?
Он изумился, взглянул с укором:
— Сэр Ричард! Разве в вашем королевстве не накладывают заклятия? Чтобы отогнать порчу?
— Накладывают, — пробормотал я. — Но есть мнение, что пастеризация портит продукт. А стерилизация так и вовсе…
Он вздохнул:
— Да, я тоже слышал что-то, хоть я колдовские слова сразу забываю, я ж христианин. Но если не чувствую порчи, то ее нет.
— Хорошо сказано, — одобрил я. — Однако предпочитаю подниматься в седло с ясной головой. А вы пейте, пейте! Но если хоть один из вас покажется мне пьяным…
С другой стороны, продолжал додумывать туповатый мозг, судя по истории, один мужик вообще взял все три префикса или артикля, как их правильно: и «де», и «ля», и «фон». Имя у него было простое: Тен, что значит — Десять, во многих семьях детей называют просто по номерам, так в Риме пошли всякие Децимии, Секунды, Квартии, Октавианы, а у нас — Перваки, Третьяки, Шестаки, Осьмаковы… У того мужика с именем Тен получилось круто — де ля фон Тен. У нас его так и писали: де Ляфонтен. Как фон Визина в России до сих пор пишут чисто по-русски: Фонвизин… Да у нас и про Дон Кихота думают, что Дон — имя, а Кихот — фамилия, потому «Дон» пишут с прописной.
— Нет, — проговорил я вслух, — одно дело — самого тебя назвать… э-э… назвать, ну, понятно кем, другое дело — когда другие…
Они смотрели на меня с вопросом в глазах. Я широко улыбнулся:
— Что, Ричарда де Амальфи не видели? Еще успею надоесть.
Солнце заливало мир расплавленным золотом с зенита, конюхи вывели трех оседланных коней, лучники уже в седлах терпеливо ждут в сторонке. Гунтер отобрал пятерку молодцев, я осмотрел, понравились, выглядят крепкими. Руки сильные, жилистые, а луки у всех чуть короче обычных, зато композитные, с удлиненными стрелами. Жаль, с коня на полном скаку из таких не постреляешь. То ли дело мой, ариантовский…
Я кивнул Гунтеру, вставил ногу в стремя, за спиной Гунтер прокричал:
— На выход — шагом!
Во двор высыпала челядь, молоденькие девушки строили глазки всадникам, слышались крики, напутствия, смех. Явился отец Ульфилла, осенил всех общим крестным знамением, прочел короткую молитву, а моего коня окропил святой водой. Постаравшись брызнуть мне на сапог.
К его разочарованию, ни конь, ни я не закричали дурным голосом и не испарились в жутких корчах и клубах дыма. Я пустил коня шагом через двор в сторону ворот, поинтересовался у Гунтера:
— А кто вообще сюзерен здешних земель?
Зигфрид промолчал, он, как и я, нездешний, Гунтер почесал в затылке, оглянулся по сторонам, словно стены не только помогают, но и подсказывают.
— Сюзерен?.. Да здесь земли на самом кордоне, можно сказать. Тут всяк по себе. Но если вообще-то, то благородный и мудрый Вильгельм Блистательный. Но ни он здесь не бывал, ни его люди. Так что в этих краях каждый хозяйничает сам по себе. А суд творят сами сеньоры. Если вы о хробойле, то соберутся, скорее всего, не больше сорока рыцарей. В первую очередь, правда, это барон де Пусе, сэр Гуинг Одноглазый, Черный Волк, он же Вервольф, сэр де Трюфель, сиречь Кабан, Тудор…
— Леди Клаудия, — вставил Зигфрид.
За нашими спинами, где едут тесной группой Ульман, Тюрингем, Рассело, Хрурт и лучники, кто-то хихикнул, кто-то заржал.
Я кивнул.
— Понятно. Соседям захочется посмотреть на меня. Остальные будут или нет, а эти уж точно.
Ворота начали открывать, завидев нас, загодя. Когда мы приблизились, тяжелые створки уже разошлись в стороны, кони бодро процокали подковами по каменному мосту, но ушами прядали, все старались держаться середины.
Гунтер спросил почтительно:
— Куда отправимся, ваши милость?
— Объедем по кордону, — решил я. — Три села и две деревни? Да, ты называл: деревня Горелые Пни, село Большие Сверчки… Пора бы запомнить, хотя не царское дело — бухгалтерия, но руководить я должен! А еще больше — бдить кордоны!
— Село Большие Таганцы, — подсказал Гунтер запоздало.
— Так, что еще?
— Село Большие Печенеги…
— Господи, — вздохнул я. — Все такие большие, прям огромные! Наверное, по три хаты, а то и по четыре в каждом селе.
— И еще деревня Куманг, — закончил Гунтер.
— Тоже большая?
— Нет, просто Куманг, — пояснил Гунтер. — Это ж не село, а просто деревня.
— Ага, — сказал я и постарался запомнить разницу между селом и деревней, она куда больше, чем между плотником и столяром или человеком и собакой. — Просто деревня… ну да ладно, на безрыбье и сам… А в каком месте мы позволили свершиться быстрому и праведному пролетарскому суду Линча над Генрихом Гунландским?