Ричард Длинные Руки – майордом, Стр. 46

Зайчик шел ровно через разгромленный лагерь, копыта иногда звонко бьют в сухую землю, иногда мягко ступают на человеческую плоть. Нередко под ними чавкает, если приходилось двигаться через кровавые лужи. В местах особенно жарких боев все еще текут красные ручьи. В одном низком месте копыта погрузились в кровь по бабки, и так было на протяжении тридцати шагов.

Мне торопливо кланялись и продолжали шарить в шатрах, сумках, одежде варваров, срывали кольца с пальцев, все так же с мясом выдирали серьги из ушей. Я же смотрел на огромный жертвенник из массивного черного камня. Земля пропиталась кровью уж не знаю на какую глубину. Я с ужасом и отвращением увидел, что она шевелится, столько там червей и мух, что питаются человеческой плотью.

Вокруг жертвенника частокол, на заостренных кольях насажены человеческие головы. Будь это несколько лет назад, я бы сказал, что мы не имеем права вмешиваться в чужую культуру, она оригинальна и самобытна, не терпит вмешательства и может погибнуть при соприкосновении с наглым и злобным христианством, так и не понявшим, что бога нет…

Практически рядом, на соседней утоптанной и выровненной площадке вбиты колья. Если на камне жертвоприношения совершали кентавры, то здесь несчастных распинали сами варвары. К вбитым в землю кольям привязывали людей за руки и ноги, затем медленно и с чувством вспарывали животы, выкалывали глаза, отрезали уши, а по гениталиям сперва долго били палками, с удовольствием слушая крики боли… Жрецы следили, чтобы жертвы не умирали слишком быстро, это может прогневать богов, дозировали пытки, подбирали таких помощников, что умеют растягивать наслаждение.

Даже у гарпий свой идол: заостренный кол, обильно политый кровью, а внизу груда костей. По рассказам Мартина и стражников, что с башен рассмотрели все ритуалы, гарпии поднимали человека в воздух и насаживали на острый кол. Тот медленно проходил по заднему проходу, разрывал кишки, и лишь на второй-третий день прорывал живот или грудь. Особенно ценилось, если кол выходил из шеи. Высшее достижение – из темени.

Демократия и политкорректность в действии, мелькнула злая мысль. У них никто никому не мешает, не навязывает свою религию, свои взгляды, свое отношение к миру. Когда-то вот так же поступил мудрый царь Соломон. К концу жизни помудрел настолько, что осудил узость своей веры и заявил, что нельзя препятствовать людям жить свободно, поклоняться тем богам, каким хотят, или не поклоняться им вовсе, исповедовать любые взгляды, в половые отношения вступать не только мужчинам с женщинам, но и мужчинам с мужчинами, а также с животными, рыбами, птицами, ибо эти свободы никому не мешают, главное же, чтобы человек был хороший…

К счастью, жрецы оказались не настолько взмудренные, возмутились и настояли на строгости нравов, осудив даже многоженство царя, ведь Господь дал мужчине в жены только одну женщину. Народ, как ни странно, поддержал суровость морали, хотя вроде бы любой народ – самый что ни есть скот, которому только развлечения и свободу совокуплений. Волнения начались еще при правлении Соломона, а по его смерти рухнуло, подточенное политкорректностью, созданное с таким трудом государство…

И вот я, губитель свободы и политкорректности, осматриваю ростки будущей культуры, грубо, жестоко и безжалостно растоптанной мною, и почему-то не чувствую раскаяния, хотя знаю, что именно вот это, что я уничтожил, придет и расцветет пышным вонючим цветом через несколько сотен лет. А я и дальше буду нести знамя христианства, ее непримиримости к таким проявлениям свободы духа и самовыражения, буду истреблять, жечь на кострах и вздергивать на крепких веревках апологетов свобод, так опередивших время.

– Сэр Ричард!.. Сэр Ричард!

Я с трудом вынырнул из омута злых мыслей, кто-то кричит и машет руками, стараясь привлечь мое внимание. Рядом со мной бледная как смерть Дженифер, в глазах ужас, ладонью зажимает рот.

– Простите, – сказал я виновато, – я не знал, что нам предстоит увидеть. Точнее, знал, но не думал, что все настолько… да…

Она покачала головой, но смолчала, потому что голос выдал бы ее страх и отвращение. Священник, позвавший меня, подвел к отцу Дитриху. Тот, еще бледнее Дженифер, сидел в бессилии на обрубке дерева, а перед ним громоздилась куча срубленных голов.

– Проблемы? – сказал я вопросительно.

Он указал на головы.

– Сын мой, ты такое видел?

– Много раз, – заверил я. – Тамерлан любил устраивать целые курганы… Отец Дитрих, спешу вас утешить. То, что видите – это невинные забавы безгрешных варваров.