Ричард Длинные Руки – майордом, Стр. 146

Я пожал плечами, откуда мне знать, взял ее за плечи.

– Яффа, который месяц?

Она пролепетала:

– Седь… седьмой…

– Ого, – сказал я, – а еле заметно. Седьмой месяц! Так что уже скоро.

Все перешептывались между собой, я видел, как народу собирается все больше. Шепот ползет, как гнилой туман, расползается подобно выбежавшим из мешка тараканам. Меня осматривают тайком, голоса становятся громче, наконец мужик произнес с угрюмой неуверенностью:

– Ваша милость останется на ночь?.. Солнце уже зашло…

Длинные тени от леса слились и покрыли землю сплошным серым покрывалом. На западе догорают скрученные в жгуты багровые облака.

Я вздохнул и покачал головой.

– Нет, надо идти… дела.

Яффа всхлипнула, ее затрясло. Она в таком ужасе прижалась ко мне, что это она выдавила из меня слова:

– Но раз уж скоро темень, задержусь до рассвета.

Селяне заговорили громче, мальчишки окружили нас и восторженно рассматривали мой рост и мою стать. Я сделал зверское лицо и громко клацнул зубами. Они с визгом разбежались.

Мужик сказал с робостью:

– Тогда, ваша милость, пожалуйте в дом…

– Да, – ответил я, – пожалую. А пока вот держи…

Я вытащил несколько золотых монет и, держа их в кулаке, медленно раскрыл, чтобы они выскальзывали по одной и звякали в ладони отца Яффы. Тот замер, глядя на неожиданное богатство. Среди соседей пронесся вздох удивления и зависти. Я задрал подбородок и надменно прошел в дом. Женщина забежала вперед, по облику мать Яффы, сказала торопливо:

– Вот в эту комнату, ваша милость… Вот сюда…

Комната просторная, чистая и светлая, пахнет лесными цветами. Я завалился не раздеваясь на широкую кровать из толстых досок, кое-как оструганных, но даже не прокрашенных. Подо мной пара одеял, в подушке похрустывает сено.

Скрипнула дверь, в светлом проеме появилась трусливо сгорбленная девичья фигурка Яффы.

Я приподнялся на локте.

– Ты чего?

Она сделала пару торопливых шагов и сказала умоляющим шепотом:

– Ваша милость, они решили, что у меня ребенок от вас!..

Я пробормотал ошалело:

– Что за дурь? Я не…

Она опустилась на колени перед кроватью.

– Ваша милость, – голос ее дрожал и прерывался, – не выгоняйте меня! Позвольте, я посплю тут у порога! Вам же все равно, а меня это спасет… Ну что вам стоит после того, как вы столько золота дали моему отцу? Он сразу стал самым богатым не только в селе, но и не знаю даже…

Я нахмурился, мало мне Армландии и Сен-Мари, так тут еще и такое норовит сесть на шею, а мелочи, бывают, отнимают больше сил и времени, чем великие дела.

– Ладно, – буркнул я, – оставайся.

Напуганная этим злым и несправедливым миром, она едва смогла прошептать слова горячей благодарности, страшась даже звуков своего голоса, тут же опустилась возле порога и легла, стараясь не двигаться и не привлекать высокое внимание его милости рыцаря.

Я некоторое время лежал, закинув руки за голову, пытался мыслить о взятии столицы и проблемах, которые навалятся, но со злостью чувствовал, что еще не дорос до государя, для которого потери – всего лишь статистика. Это вот жалобное существо у порога, которых миллионы, заставляет думать о себе, словно я не гроссграф, а молодой деревенский кузнец, не выходивший дальше околицы.

– Эй, – сказал я раздраженно. – Там лежать нельзя! Из-под двери дует. Видишь, какая там щель?

Она подняла голову, я увидел в полутьме блестящие влажным глаза.

– Ваша милость…

– Иди сюда, – сказал я еще злее.

– Ваша милость!

– Иди-иди, – повторил я. – Сама простудишься, и ребенка простудишь.

Она робко поднялась, на цыпочках подошла и остановилась в нерешительности. Я со вздохом откинул одеяло. Она все еще со страхом опустилась на самый краешек, я отодвинулся на другой край, ложе узковато, обнял ее одной рукой и уложил рядом. Она лежала, затаившись, как мышь, под моей широкой ладонью часто-часто стучит ее сердце, наконец тепло пошло по моему телу, прокатился жар, Яффа его ощутила и посмотрела на меня с надеждой.

– Мой господин… могу ли я послужить вам?

– Можешь, – ответил я.

Она ласкалась старательно и неумело, я прервал в самом начале и распластал ее, как лягушку, придавив всем телом. На миг ощутил неладное, встретив преграду, но когда кровь стучит в ушах, а жар нарастает, остановиться трудно. Волна подхватила и понесла, было пламя, ликующий рев плоти, болезненный и жалобный вскрик девушки, наконец я отодвинулся и посмотрел на простыню.