Демон страшно взревел, выгнулся, страшный рев потряс воздух. Я на мгновение опешил, а он в три огромных прыжка выбежал в самую настоящую ночь, пахнуло свежим воздухом, вскочил на каменные перила и прыгнул в темноту. Мне показалось, что раскинул руки, и вокруг них появляются крылья, но коротко и страшно вспыхнул багровый огонь, донесся болезненный вскрик, и снова только ночь, темная и блещущая далекими огнями никогда не спящего города.
Я прислонился к стене, сердце выпрыгивает, на каменном парапете медленно остывают отпечатки огромных лап, пахнет смолой и серой. Меч медленно опустился к полу, кончик взрезал камень, как мягкий сыр.
Я поспешно убрал его в ножны, не дело святым оружием вот так пользоваться, повернулся и пошел, стараясь вспомнить, как же мы сумели из подвального помещения пробежать так на второй или третий ярус храма, что и не заметили того. По крайней мере, я.
Все-таки память, дар призраков, выручила: я не сбился ни на одном повороте, а когда вернулся в свой прежний зал, откуда пытался рассмотреть таинства мистерии, народ по-прежнему стоит под стенами, а хозяйка мистерии снова и снова восклицает, тупо призывая Сатанаила явиться и возглавить их сатанинскую оргию.
Я понаблюдал немного, ноги затекли стоять на цыпочках, я слез и вернулся на то место, где обещал дождаться Бизелле.
Небо посветлело, серая трава начала превращаться в зеленую. Черные стены как высечены из антрацита, и когда взойдет солнце, я уверен, не заблистают золотыми искрами. Своего храма черномессовцы, понятно, не построят, что слишком, но выбрали местечко очень даже подходящее, сколько ни смотрю, всякий раз мурашки по коже, как при приближении чего-то злого и очень враждебного…
Народ выходил по одному и парами, но чаще – по одному, все-таки таинство, никто друг друга знать не должен, лицемеры, я стоял в сторонке и наблюдал угрюмо.
Простучали каблучки Бизеллы, она подбежала и схватила меня за руку.
– Ждал?
– С места не сходил! – заверил я.
– А что такой мрачный?
– Ты же обещала, – упрекнул я. – Всю ночь тут торчал…
– Бедненький, – сказала она жалостливо, – на тебе лица нет…
– Это все от страсти, – объяснил я.
– Или слишком много жареного мяса съел, – предположила она лукаво, – с острыми специями… А ночи жаркие… Но, прости, наш повелитель, которого вызвала моя госпожа, обнаружил среди адептов замаскировавшегося отступника, представляешь? Отступник понял, что разоблачен, бросился бежать, но наш господин где-то настиг и съел. Но вся церемония была нарушена. Пришлось долго вызывать господина снова, восстанавливать весь ритуал, госпожа меня не отпустила, ты уж прости…
Я пробормотал:
– Так он вернулся?
– Кто?
– Сатанаил, – объяснил я, – ваш повелитель…
– Да, – сообщила она радостно, – хоть и не скоро. Все прошло как надо, только с опозданием. Видишь, уже утро, надо по домам.
Я спросил:
– А что теперь?
Она поняла по-своему, улыбнулась и развела руками.
– Я сопровождаю госпожу во дворец.
– Какая жалость, – пробормотал я.
Она заговорщицки подмигнула и прошептала:
– Завтра, хорошо?.. Я тебя не разочарую, обещаю. Может быть, удастся сегодня вечером.
Я вздохнул, сказал с самой невеселой мордой, какую смог изобразить:
– Столько терпеть…
Она прошептала:
– Днем не смогу! У нас такая охрана… У всех, кто вхож на такие мистерии, дома просто крепости! Никто не хочет, чтобы городские власти совали нос, куда их не просят… Ой, вот и госпожа!
Ее хозяйка вышла быстро, явно торопясь, мы с Бизеллой по взмаху ее руки пошли следом. Я выпячивал грудь и всячески показывал, что смету всех с дороги, и хозяйка, как мне показалась, пару раз взглянула весьма одобрительно.
Когда показались ворота, она сбросила капюшон и сказала повелительно, не оборачиваясь:
– Все, Бизелла, отпускай своего знакомого!.. Вот плата.
Бизелла торопливо взяла монеты, я протянул руку, но спросил:
– Не лучше ли провести до ворот дома?
Женщина покачала головой.
– Нет. Тебе не обязательно видеть и знать, кто я.
– Простите, – пробормотал я, – буду знать.
Бизелла передала мне монеты, подмигнув, мол, все это игра, как будто по ней не видно, чья она служанка, но такие правила, так что не спорь, иди, а вечером увидимся.
Гравий еще хрустел под их ногами, служанка уверена, что я рассматриваю ее сзади, и старательно виляет задом, но я повернулся к черному храму. Что-то тревожное в нем, очень тревожное. Понятно, что поступим так же, как с аналогичными. Служителей быстро перебьем, храм постараемся разрушить. Или перестроить во что-то полезное.